Дамы и господа - Людмила Третьякова

Этому новорожденному предстояло стать последним русским императором. Николай II нередко говорил, что не случайно родился в день Иова Многострадального, и даже усматривал в этом прямую связь со своим тяжелым царствованием.

Что же касается Александра, то, по словам близких к семейству людей, радость отцовства не внесла сколь-нибудь тепла в его отношение к жене.

… Невозможно не подивиться выдержке молодой женщи­ны. «Нелегко было ей в новой, еще чуждой ей обстановке, — читаем в мемуарах. — Императрица Мария Александровна (свекровь. — Л .Т.) относилась к ней сдержанно, словно подчеркивая измену своему любимцу, она осаждала порывы ее любезности: „Держитесь на своем месте“».

Чувствуя такое отношение к невестке «первой дамы» империи, приближенные опасались проявить к ней распо­ложение и внимание.

Время шло, но для Марии Федоровны ничего не меня­лось: холодность общества, холодность свекрови и самое ужасное — холодность мужа.

Если приглядеться к оставшимся от той поры фотографи­ям супругов, то и в них можно найти подтверждение неза­видному положению царской невестки. На снимках она — сама ласка, нежность и дружелюбие, он, напротив, — полная отрешенность и равнодушие, будто рядом с ним не прелестная молоденькая супруга, а зияет пустота.

Откуда такое терпение, желание, несмотря ни на что, превозмочь невыносимую ситуацию? Если вчитаться в записи ученических тетрадей совсем еще юной принцессы, становится понятно, какими правилами уже тогда руковод­ствовалась ее душа. Не ждать от жизни одних удовольствий, быть готовой к испытаниям, меньше думать о себе — чаще о других, любить людей при всех их несовершенствах. К счастью, эти правила были не только умозаключениями, почерпнутыми из хороших книг, — она старалась следовать им в обыденной жизни.

В драматической истории первого этапа замужества Марии Федоровны это не могло не сыграть своей роли. Как всякий человек, она задумывалась о том, что ее ждет дальше, и призывала себя к выдержке и смирению.

«Это все Божья милость, что грядущее сокрыто от нас и мы не знаем заранее о будущих ужасных несчастиях и испытаниях; тогда мы не смогли бы насладиться настоящим и жизнь была бы лишь длительной пыткой».

Строчки из дневниковых записей Марии Федоровны оказались поистине вещими: ведь именно в годы революции ей придется пережить много страданий, расстрелы своих ближайших родственников, детей и внуков.

Но пока что, не ведая об уготованном судьбою аде, молодая супруга хотела лишь одного: завоевать доверие и привязанность того, с кем судьба ее соединила навечно.

…Следующего сына назвали Александром. Мальчик выглядел крепышом и уже пытался ходить, когда неожи­данная болезнь привела к летальному исходу.

Свидетели вспоминали, что молодые родители были совершенно убиты горем. Оба рыдали навзрыд. Потеря сына стала для Александра потрясением, после которого все переменилось. И в первую очередь он — человек с добрым и справедливым сердцем. Несчастье заставило его иными глазами взглянуть на свою маленькую жену.

Верный Шереметев, свидетель всех перипетий семейной жизни молодой пары, успевший оценить прелестную натуру жены своего друга и жалевший обоих, со вздохом облегчения отметил перелом в их отношениях: «Общее горе закрепило тот союз, который отныне безоблачно стал уделом их до конца».

Из Парижа от Павла Демидова пошли первые письма. Мать внимательнейшим образом, порой по нескольку раз, перечитывала каждую строчку, пытаясь узнать больше, чем было написано.

Вот уже несколько месяцев, как сын покинул дом, а она все корила себя, что не отправилась с ним вместе. Надо было хотя бы первое время не оставлять его одного. Дядюшку Анатоля Аврора Карловна справедливо считала источником дополни­тельной опасности для Павла и на него не надеялась.

Но, кажется, все устроилось и без нее. Павел был до­волен тем, как его приняли в посольстве, и с явным инте­ресом описывал первые поручения начальства. Для пущей уверенности Аврора Карловна окольными путями навела справки о парижском житье-бытье сына и получила совсем успокоившие ее вести.

Однако очень скоро обстоятельства сложились так, что Павел оказался вовлеченным в историю, которая могла ему стоить не только дипломатического статуса, но и повлечь за собой более тяжелые последствия.

Все случилось в разгар его романа с дамой парижского полусвета, уже пустившей на ветер не одно состояние длинной череды возлюбленных. Абонируя одну из лучших лож в театре «Водевиль», Павел явился с ней на спек­такль, совсем не приняв во внимание, что он, представи­тель дипломатического корпуса России, и его известной репутации подруга окажутся в непосредственной близости от ложи, занимаемой императором с супругой. Так оно и вышло. Зал усиленно лорнировал кресла, где с одной стороны сидели высокий импозантный русский дипло­мат с самой дорогой кокоткой Парижа, а с другой — императорская чета.

Сам Луи-Наполеон — и это было широко известно — вовсю, хоть и тайно, прибегал к услугам дам, подобных той, что расположилась в демидовской ложе. Но в данной ситуации такое соседство на глазах у всех было расценено как неслыханная дерзость, жест неуважения к его импера­торскому величеству.

Демидова срочно отозвали в Петербург. Для испуганной матери настали горячие деньки. Аврора Карловна почти не покидала кареты, разъезжая по влиятельным знакомым и добиваясь аудиенции у высокопоставленных лиц Минис­терства иностранных дел.

Вся эта история в общем-то была раздута и вполне мог­ла сойти за дипломатическую оплошность. Но, как всегда, чужие миллионы у кого-то вызывали большое желание хоть как-то отыграться на любимчике фортуны. По Петербургу даже ходили разговоры о том, что молодого Демидова хотят освидетельствовать на предмет вменяемости.

Павел, совершенно не ожидавший такого крутого по­ворота событий, был расстроен, безотлучно находился на Большой Морской и ждал решения своей судьбы.

К удивлению общества, за него заступилась такая строгая в вопросах морали дама, как жена Александра II. Приписав случившееся неопытности молодого человека, Павла вернули на службу в Париж с четкой инструкцией впредь быть осмотрительнее.

…Должность сверхштатного секретаря посольства, очевидно, оставляла Демидову слишком много свободного времени. При его энергии и деньгах подобное обстоятельство было опасным. Павел, не довольствуясь арендованными апартаментами, решил обзавестись в Париже собственным особняком.

В центре города был куплен участок земли, заказан и в конце концов одобрен проект. Понятно, что будущее жи­лище должно было удивить видавшую виды французскую столицу не только обилием старинной роскоши, но и всеми мыслимыми новинками техники.

Разного рода фабрики, заводы и мастерские уже труди­лись над демидовскими заказами. В петербургскую контору потоком пошли требования денег, денег и еще раз денег.

Собрав все указания на этот счет молодого хозяина, управляющий бросился к Авроре Карловне и пригрозил от­ставкой: парижские забавы опустошали заводскую казну.