Загадочное происшествие в Стайлзе - Агата Кристи

А маленькая Цинтия? Она подозревала. Мне показалось, что онавыглядит очень усталой и больной. Вялость и некоторая неловкость ее манер былиочень заметны. Я спросил, не больна ли она.

– Да, у меня ужасно болит голова, – призналасьЦинтия.

– Не хотите ли еще чашку кофе, мадемуазель? –участливо предложил Пуаро. – Это восстановит ваши силы. Кофе незаменим приmal de tête![18] – Он вскочил и взял ее чашку.

– Без сахара, – попросила Цинтия, видя, что Пуаропотянулся за щипчиками, намереваясь положить ей сахар.

– Без сахара? Вы отказались от него в военное время, да?

– Нет, никогда не пью кофе с сахаром.

– Sacre![19] – пробормотал Пуаро,передавая ей наполненную чашку.

Никто, кроме меня, этого не слышал. Я с удивлением посмотрелна моего друга. Его лицо отражало сдерживаемое возбуждение, а глаза стализелеными, как у кошки. Так было всегда, стоило ему увидеть или услышать нечтоважное. Но что привело его в такое состояние? Обычно я не отношу себя ккатегории глупцов, однако должен признаться, что ничего необычного не заметил.

В следующую минуту открылась дверь и появилась Доркас.

– Сэр, вас хочет видеть мистер Уэллс, – обратиласьона к Джону.

Я вспомнил это имя. Оно принадлежало адвокату, которомуписала миссис Инглторп накануне своей гибели.

Джон немедленно поднялся:

– Проводите его в мой кабинет! – Затем обратился кнам. – Это адвокат моей матери, – объяснил он и добавил более тихо: –Уэллс также является коронером.[20] Вы понимаете. Может быть,вы хотите пойти со мной?

Мы согласились и вместе с ним вышли из комнаты. Джон шелвпереди, и я, воспользовавшись случаем, прошептал Пуаро:

– Значит, все-таки будет следствие?

Пуаро с отсутствующим видом кивнул. Он казался настолькопогруженным в свои мысли, что меня охватило любопытство.

– В чем дело? Вы не слушаете, что я говорю!

– Это правда, друг мой. Я крайне озабочен.

– Почему?

– Потому что мадемуазель Цинтия пьет кофе без сахара.

– Что? Вы не хотите говорить серьезно?

– Однако я очень серьезен. О, есть что-то, чего я непонимаю… Мой инстинкт был верен.

– Какой инстинкт?

– Тот, что вынудил меня настоять на проверке кофейныхчашек. Chut![21] Ни слова больше!

Мы прошли за Джоном в его кабинет, и он закрыл за намидверь.

Мистер Уэллс оказался приятным человеком средних лет, спроницательными глазами и типичным для адвоката поджатым ртом. Джон представилнас обоих и объяснил причину нашего присутствия.

– Вы понимаете, Уэллс, – добавил он, – чтовсе это строго секретно. Мы все еще надеемся, что не возникнет необходимости врасследовании.

– Конечно, конечно, – успокаивающе произнес мистерУэллс. – Мне хотелось бы избавить вас от боли и огласки, связанных сдознанием, но это абсолютно невозможно без свидетельства докторов о смерти.

– Да, я понимаю.

– Умный человек этот Бауэрштейн и, насколько мнеизвестно, большой авторитет в области токсикологии.

– В самом деле? – довольно натянуто спросил Джон.И, немного помолчав, он нерешительно добавил: – Мы должны выступить в качествесвидетелей?… Я имею в виду… мы все?

– Разумеется. Вы и… гм… мистер… гм… Инглторп. –Возникла небольшая пауза, прежде чем адвокат продолжил в своей успокаивающейманере: – Все другие показания будут лишь подкрепляющими, простая формальность.

– Я понимаю.

Едва заметное выражение облегчения мелькнуло на лице Джона.Это меня удивило, потому что я не видел для этого никакой причины.

– Если вы не имеете ничего против, – продолжилмистер Уэллс, – я думаю, мы займемся этим в пятницу. Это даст намдостаточно времени для того, чтобы получить заключение докторов. Вскрытиедолжно произойти, полагаю, сегодня?

– Да.

– Значит, пятница вас устроит?

– Вполне.

– Излишне говорить, дорогой мой Кавендиш, как я огорченэтим трагическим событием.

– Вы не могли бы, мсье, помочь нам во всем этомразобраться? – вступил в разговор Пуаро, заговорив впервые с тех пор, какмы вошли в кабинет.

– Я?

– Да, мы слышали, что миссис Инглторп в последний вечернаписала вам письмо. Сегодня утром вы должны были уже получить его.

– Я его получил, но оно не содержит никакой информации.Это просто записка, в которой она просит посетить ее сегодня утром, так какхочет получить совет по очень важному вопросу.

– Она не намекала по какому?

– К сожалению, нет.

– Жаль, – сказал Джон.

– Очень жаль, – мрачно согласился Пуаро.

Последовало молчание. Пуаро по-прежнему был задумчив.Наконец он снова обратился к адвокату:

– Мистер Уэллс, я хотел бы спросить вас, если это непротиворечит профессиональному этикету. Кто наследует деньги миссис Инглторп вслучае ее смерти?

Мгновение поколебавшись, адвокат ответил:

– Это очень скоро станет известно всем, так что еслимистер Кавендиш не возражает…

– Нисколько, – перебил его Джон.

– Я не вижу причины не ответить на ваш вопрос. В своемпоследнем завещании, датированном августом прошлого года, после всех небольшихсумм, предназначавшихся слугам, она все оставила своему приемному сыну –мистеру Джону Кавендишу.

– Не было ли это – извините мой вопрос, мистерКавендиш, – довольно несправедливо по отношению к мистеру ЛоуренсуКавендишу?

– Нет, я так не думаю. Видите ли, по условиям завещанияих отца, Джон наследует недвижимость, а Лоуренс после смерти приемной материполучит значительную сумму денег. Миссис Инглторп оставила деньги своемустаршему приемному сыну, зная, что он должен будет содержать Стайлз. По-моему,это было очень справедливое и беспристрастное распределение.