Билет в первый вагон - Игорь Рыжков

кладбище.

Перекошенные, кое – где рухнувшие дома с подмытыми фундаментами.

Затопленные дороги.

Постоянно прибывающая вода разрезала его на пять больших кусков, через проливы которых, кто-то когда-то пытался строить мосты.

Но, в отсутствие желания, средств и материалов давно забросил.

Человечество, считавшее себя вершиной творения природы, и уже составлявшее восемь миллиардов человек своей цивилизации рассыпалось как карточный домик и почти исчезло с поверхности планеты всего за несколько лет Дождя.

На улицах, по которым они проезжали – не было не только людей или машин.

Даже вездесущие крысы, которым было предначертано выжить в любом случае, куда-то подевались.

– Сто тысяч лет – Пробормотал Элрой – Разглядывая развалины по краям дороги – Марс, Венера, Луна, Нейросети. Еще черт знает что. Все исчезло как дым на ветру.

– Теперь пришли Спасители, но это оказалось вовсе не тем на, что люди рассчитывали.

Джафар не говоря ни слова, показал Элрою раскрытую ладонь. Жесткая кожа солдата привыкшая держать либо меч, либо орудие обороны, была сухой и шершавой. Под основаниями пальцев были заметны жесткие уплотнения.

– Мозоли, инспектор. – Джафар сжал и снова разжал кулак. – Они не только на коже – он постучал указательным пальцем по виску.

– Но уж поздно. Все начинается с фундамента. Теперь я даже не знаю – каким должен быть ваш мир.

Автобус остановился у покосившейся наполовину железной домины Апостола.

Они доехали вдвое быстрее обычного.

На это искажение Элрой уже не обратил никакого внимания.

– Скоро я буду ходить вверх ногами – Буркнул он себе под нос.

Джон, выпрыгнул из кабины, обошел автобус и открыл дверь.

Элрой вышел и сунул ему за пазуху фрукт, взятый из подарков Джафара. Он прекрасно понимал причины плохого настроения своего водителя. Тот элементарно хотел, есть и хотел он есть всегда. Стоило его покормить, и он веселел.

У него для плохого настроения причины были совсем иными.

Он вдруг снял с руки четки и привязал руку Эльзы к руке Джафара. Насколько бы ни были их реальности различными – они все же были где то рядом, и так он не потеряет свою любимую.

С Апостолом ему хотелось, поговорит одному.

– Остальные обратно в автобус – Грозно выговорил Элрой.

– Кому же захочется торчать под Дождем – Буркнул водитель, но все-таки улыбаясь, забрался к себе в кабину.

Элрой не стал ничего больше никому говорить.

Он только отметил для себя, что у Джона стали опухать ноги и именно поэтому, тот надрезал голенища сапог.

– Неделя, не больше – Отщелкнул в голове условный счетчик. Он тяжело вздохнул, мир умирал гораздо быстрее, чем он на то рассчитывал.

– Неужели, я еще на, что – то рассчитываю? – Он звонко зацокал подковками сапог по металлической лестнице.

Дверь в комнату Апостола оказалась незапертой.

Небольшая щель, через которую лился слишком яркий свет, несколько насторожил Элроя.

Он осторожно наступил подкованным сапогом на полоску света.

– Ах, это вы? – Вдруг открылась дверь целиком. Апостол распахнул дверь.

– Входите, не бойтесь. Я рассчитал диффузию. Если оставлять небольшую щель – преграда не образуется. Вы только ощутите некоторое сопротивление и только.

Элрой на самом деле почувствовал, что-то похожее на сильный вязкий ветер навстречу, когда входил в комнату.

Он сразу же достал съестное и сунул в руки Апостолу.

Ничего и никому объяснять было не нужно.

Его товарищ, несколько смущенный, спрятал подарок в небольшой ящик под столом. Элрой посмотрел в него. Запасы пищи у Апостола были невелики.

– Вы, вероятно, хотели что-то рассказать мне о билете в первый вагон. – Элрой прошел в комнату и бесцеремонно сел на стул.

Стесняться было нечего – он уже заплатил.

– Не совсем так, инспектор. – Апостол замешкался. Полез на стремянку и достал еще одну толстую книгу.

Она была заложена посередине стеклянной пластинкой фиолетового цвета толщиной миллиметра четыре.

– Все про это давно все забыли.

– Что вы имеете в виду? Апостол.

– Я о параллаксе, инспектор. Это голограмма. – Апостол показал пластинку Элрою. – Инспектор взял ее в руки. С пластинки прямо в глаза инспектору смотрела темноволосая девушка в красивом платье малинового цвета. Она танцевала, и платье разлеталось веером. Он шевельнул пластинку и обомлел.

На девушку можно было смотреть с любой стороны и даже заглядывать за спину.

Создавалось ощущение, что ее изображение было вылеплено из чего-то неощутимого непосредственно перед пластинкой.

– Вам нравится, инспектор? – Элрой тяжело вздохнул. – Это забавно, но для веселья у меня мало времени, желания же – нет совсем, прости. Это все?

– Вы не поняли – Апостол взял пластинку из рук Элроя, положил на стол и ударил по ней тяжелым пресс-папье. Стекло разлетелось на несколько кусков.

Апостол поднял один из них и подал в руки Элрою. В кусочке по-прежнему танцевала девушка в красном платье. Элрой взял еще один осколок. Там тоже была та же танцовщица, и в третьем и в пятом.

– Что это?

– Это, пожалуй, именно то, что вы ищите, инспектор – Апостол не удержался. Достал подаренный плод и надкусил, стараясь не проливать сок на бумаги на столе.

– Каждая точка голограммы хранит в себе информацию обо всей голограмме целиком. Сколько бы осколков ни было – в каждом будет та же танцовщица в красном платье.

Элрой закрыл в глаза. В голове трещали все шестеренки разом. Свести всю информацию, какою он получил за годы работы в департаменте целиком, во что-то единое казалось задачей немыслимой, но он чувствовал, что это ответ. Почти ответ. Пусть и не весь.

– Эльза и есть этот кусочек. Так, Апостол? Она весь мир, каким он должен быть?

– Я не знаю, инспектор. – Апостол устало опустился на стул.

– Я не думаю, что все так просто как кажется. Голография статична. В ней нет вашего «Завтра». Для этого нужно, что-то еще. Что, простите, я не знаю. Математики называют того что не хватает динамическим вектором.

Элрой поднялся на ноги. Ему вдруг показалось, что он больше никогда не увидит Апостола.

– Прощайте. – Он качнулся с пятки на носок. – Хаим. Вряд ли мы увидимся с вами снова – Элрой впервые назвал Апостола нареченным ему именем.

– Не зовите меня так, инспектор. Мы давно запутались не только в буквах словах и цифрах, но и в именах. Я не люблю своего имени. Оно означает – жизнь, но я ее почти не видел. – Он поднялся со стула. – Прощайте, инспектор. У меня есть ощущение, того, что вы сможете, что-то придумать, но, то, что вы придумаете – мне не понравится.

Элрой кивнул. Каждый делает свой выбор сам.

Широко шагая, он вышел в дверь, оставив за