Последние флибустьеры - Эмилио Сальгари

Отдав записку, парнишка исчез с быстротой оленя, прежде чем гасконец успел даже подумать задержать его, — исчез за плотной завесой дождя, поскольку ненастье еще продолжалось.

— В этой записке должно быть что-то важное, — пробормотал гасконец, вертя в руках бумажку. — Смогу ли я разобрать эти каракули? Мой дорогой Буттафуоко очень любит писать. Ба!.. Да это настоящая мания!..

Он по привычке вытянул свои длинные худющие ноги, похожие на огромный циркуль, уперся правой рукой в бок, а левой поднес к глазам бумагу, покрытую большими, с наперсток величиной, буквами: ведь в те времена дворяне с бóльшей охотой посещали фехтовальные залы, чем обычные школы.

Гасконец не мог сравниться с французским дворянином, хотя и он в детстве прошел обучение у священника родного прихода; однако после доброй полудюжины «Tonnerre», произнесенных на самые различные лады, он вынужден был сдаться, назвав себя трижды ослом. По счастью, прекрасная трактирщица уже спустилась сверху, и хотя в искусстве чтения она немногим превосходила мужа, ей было совсем нетрудно разобрать буканьерские каракули.

Какие ужасные новости принесла эта записка!.. Графиня ди Вентимилья исчезла; вероятно, она стала пленницей маркиза ди Монтелимара; на Буттафуоко и Мендосу напали; они хотят присоединить своего пленника к Пфифферу; стало быть, надо поместить обоих пленников в бочку и куда-нибудь увезти, чтобы избежать неожиданного вмешательства полиции.

— Ну и чего же хочет Буттафуоко? — спросил дон Баррехо, неистово расчесывая затылок.

— Сегодня вечером ты должен привезти к нему в посаду фламандца, не вытаскивая его из бочки.

— Они что, посходили с ума, эти взбесившиеся авантюристы? Похищение графини, должно быть, совсем лишило их мозгов.

— Мне кажется, Пепито, совсем наоборот, — сказала Панчита. — Они хотят избавить тебя от очень опасного для нас человека. Как ты думаешь, что бы произошло, если бы ночная стража обнаружила его в бочке?

— Ты рассуждаешь получше священника в моей деревне, который упорно вбивал в мою голову, словно гвозди, все эти «а» и «б». Только вот вывезти эту бочку будет нелегко. Хотя… не так уж и глупо поехать днем. Тра-ля-ля, приехали!

— Куда?

— Проблема решена, — сказал гасконец, хватаясь за бутылку агуардьенте и наливая себе рюмку. — На каждом шагу я снова и снова открываю Америку.

— И за всеми этими открытиями я только и вижу, как ты тянешься к бутылке агуардьенте, — насупилась прекрасная кастильянка.

— Сегодня вечером, на закате, позови своего братца. Силы у него как у быка, и мы вдвоем сумеем вынести бочку из подвала. Накажи ему нанять тележку, чтобы отвезти Пфиффера и того, другого, который находится в посаде. Как видишь, не надо много ломать голову, чтобы решить этот вопрос. А вот над другой проблемой придется попотеть. Я говорю об исчезновении графини ди Вентимилья.

— Ты и этим хочешь заняться? — обеспокоилась кастильянка.

— А когда это гасконцы забывали своих друзей? — сердито спросил дон Баррехо, упершись кулаками в бока и вытянув как только мог свои ноги. — Ох, Панчита, вы позволяете себе неуместные замечания.

— Я же о тебе думаю, Пепито, как бы ты не подвергся какой-нибудь серьезной опасности.

— Гасконцы, будь у них только при себе шпага, сумеют отбиться ото всех забияк этого и того света. Запомни это, Панчита.

Он проглотил еще рюмку агуардьенте и уселся у двери, наблюдая за уличными прохожими. История с призраками и последующим визитом монахов, должно быть, распространилась среди жителей квартала, потому как перед домами сбирались старые кумушки, которые, осенив себя крестным знамением, показывали пальцами на таверну «Эль Моро».

Дон Баррехо притворялся, что ничего не замечает, а потом обратил внимание на странных типов, которых никогда прежде не видел в своей харчевне. Эти типы в нахально надвинутых на ухо фетровых шляпах прохаживались туда-сюда, не пряча от посторонних глаз свои шпаги.

— Если эти вóроны хотят испугать меня, они ошибаются, — пробормотал гасконец. — Должно быть, это всё шпионы маркиза де Монтелимара, а поэтому вина для них у меня не будет.

И он сдержал свое слово. Не раз некоторые из этих подозрительных типов заходили в таверну и просили выпить, но дон Баррехо, извиняясь, что бочки были благословлены совсем недавно, а призраки могут вернуться, полушутливо-полугрубовато поскорее выталкивал их. В этот день в таверне «Эль Моро» не было продано ни одного бокала вина: угрюмое выражение лица владельца отпугивало любого.

К вечеру ураган возобновился с прежней силой, ибо Панама, город частых засух, оказался податливым и на длительные наводнения. В этот час Панчита покинула таверну, а ее муж с грохотом закрыл дверь; пусть соседи поймут: он не желает, чтобы его беспокоили.

Трактирщик вытащил из шкафа поржавевшую кирасу и шлем и принялся яростно начищать то одно, то другое, как обычно что-то бормоча себе под нос. Потом, посчитав, что они достаточно блестят, он взял лампу и початую бутылку агуардьенте и спустился в погреб, чтобы посмотреть, в каком состоянии находится Пфиффер. Он забрался на большую бочку, приподнял крышку и спрыгнул в обширный резервуар, стараясь не задеть бедного фламандца, свернувшегося клубочком на дне.

— Э-эй! Мастер Арнольдо, — окликнул гасконец, сильно встряхнув спящего. — Долго вы еще будете переваривать вчерашний ужин?

Сначала ответом ему было только хриплое рокотание, потом губы несчастного шевельнулись, словно силясь произнести какие-то слова.

— Говорите, говорите, мастер Арнольдо, — сказал гасконец и поднес лампу к самому лицу пленника. — Хотите пить?

— Та… пить…

— Всегда к вашим услугам, мастер Арнольд.

Трактирщик протолкнул пленнику в рот горлышко бутылки и удерживал его, пока фламандец не сделал несколько глотков. Тогда дон Баррехо посмотрел бутылку на свет: она была наполовину пустой.

— Превосходно, мастер Арнольд, не так ли? Ручаюсь, вы с момента своего рождения не пили ничего подобного.

Фламандец ничего не ответил. Повторно опьянев, он снова свернулся клубком и захрапел.

— Оставим его в покое, — пробормотал дон Баррехо. — Пусть отдохнет. Не стоит выливать в него всю бутылку. Это было бы крайне непредусмотрительно.

Трактирщик взобрался на бочку, поставил на место крышку и вернулся в таверну, чтобы облачиться в кирасу и шлем.

— Вот я и вернулся в воинскую братию, — вздохнул он. — Эх!.. Ведь были же славные времена!.. Драгинассе некогда было ржаветь. Кто знает. Может, эти времена вернутся.

Четверть часа спустя насквозь промокшая Панчита вернулась в сопровождении красавца лет тридцати, с бронзовым, как у индейца, цветом лица и с черными усами, придававшими ему воинственный вид. Дон Баррехо не слишком преувеличивал, когда говорил Панчите о бычьей силе ее брата, потому что вновь пришедший и в самом деле был сложен из кучи мускулов и мог перешибить кулаком даже бычьи ребра.