И корабль тонет… - Владимир Гурвич

— Вы прямо читаете по моей руке! — воскликнула Марина. — Именно со мной так и происходит. Вроде бы ухватила что надо, а потом выясняется — не то.

— Это ты про своего бывшего хахаля Ромова говоришь?

— С вами очень легко общаться, вы все понимаете с полуслова.

— А ты как думала, — довольно хмыкнул Шаповалов. — Внезапно лицо его резко изменилось, на него словно наползла тень. — Хочу, детка, дать тебе один шанс. Сколько тебе лет?

— Уже двадцать три, — грустно вздохнула Марина.

Шаповалов кивнул головой.

— Пойдет, столько мне как раз и надо.

— А для чего надо? — не без робости спросила девушка. Предчувствие того, что сейчас она услышит чего-то очень важное, словно высокая волна, захлестнуло ее.

Но Шаповалов вместо ответа молчал, он смотрел куда-то в сторону.

— Чего бы ты хотела получить от меня? — вдруг резким тоном спросил он.

От неожиданности Марина сначала вздрогнула, потом замерла почти в полной неподвижности.

— Говори, не тяни время.

— Квартиру в Москве. Однокомнатную, — сама не зная для чего, уточнила она.

— Это все?

— Роль, пусть не главную, но заметную в каком-нибудь фильме.

— Ты будешь это иметь, если справишься с моим заданием.

— Я справлюсь, — поспешно произнесла Марина. — А какое задание?

Шаповалов усмехнулся

— Мне нравится твоя готовность пойти на все. Тогда слушай. У меня есть сын Филипп. От его имени меня просто воротит, но так решила назвать его покойная мать.

— Она умерла?

Шаповалов едва заметно поморщился.

— Терпеть не могу, когда меня прерывают. Естественно умерла, коли я сказал, что покойная. Ему было тогда двенадцать лет. И с того времени он учился в разных закрытых школах. Мы виделись не очень часто. Вернее, редко. Сейчас он поступил в университет. Усекаешь, к чему я веду.

— Пока не очень, — призналась Марина.

— Наши отношения, мягко говоря, не очень хорошие. Но это было бы не столь уж и важно, у кого сейчас со своими детьми хорошее отношение. Вот у тебя с родителями как складывается.

— Не очень, — подыграла ему Марина.

— Видишь, не я один такой. Но я уже сказал, что это полбеды. А настоящая беда в другом, я не могу вообще его понять: чего он хочет, что намерен делать? Он живет в каком-то своем мире, куда мне доступа нет. Филипп очень странный парень.

— В чем же его странность?

— Парню восемнадцать лет, а я точно знаю, что он девственник. И что самое удивительное, у него не только не было женщин, но он и не стремится с ними сблизиться. Живет, как монах.

— И только в этом его странность?

— Разве этого мало. У меня в его возрасте было пять или шесть баб. Я вообще, не понимаю ход его мыслей, когда я с ни говорю, то у меня полное ощущение, что имею дело с марсианином. Он совершенно не интересуется моим бизнесом. А ведь он мой единственный наследник.

— А чем он интересуется?

— Я пытался узнать, но так и не смог. Он не захотел со мной разговаривать на эту тему. Я не знаю, что с ним делать, как найти к нему подход? Понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Марина. — Но как я могу вам помочь?

— Как, говоришь, помочь. — Ты девка красивая и, как убедился, неглупая. На таких мужики западают. Сделай из Филиппа мужчину, чтобы он понял, как замечательно трахать женщину.

— Вы хотите, чтобы я… — изумились Марина.

— А ты хочешь квартирку и главную роль?

— Да, — тихо произнесла девушка.

— Другой возможности может и не быть.

— Я понимаю.

— Ты должна повести себя не только так, чтобы он тебя трахнул. Хотя это тоже очень важно. Ты должна постараться стать его другом, наперсником. Нужно, чтобы он раскрыл перед тобой душу. Чтобы я понял, что его занимает. А еще лучше вернуть его мозги к реальной жизни. Такой, какой мы тут все живем. А это будет не просто. Как думаешь, справишься?

— Я постараюсь.

— Да уж, постарайся, детка. Только еще одно: прежде чем ты к нему подойдешь, тебя осмотрит врач. Я должен быть уверен, что ему ничего не грозит и тебя можно спокойно трахать. Надеюсь, ты не возражаешь против осмотра?

Несколько мгновений Марина молчала. Внезапно ее лицо стало пунцовым.

— Я согласна, — скорей прошептала, чем произнесла она.

17

Шаповалов смотрел, как небольшой самолет идет на посадку. Вот он коснулся колесами земли, покатился по посадочной полосе и, наконец, остановился.

Шаповалов двинулся по летному полю к самолету. Сына он не видел более полугода. Но никакого прилива отеческих чувств сейчас не испытывал. Если что он и испытывал, то опасение, что добром их общение не кончится. Все последние разы, когда они оказывались вместе, ничего хорошего из этого не выходило. Нет, они не ссорились, но уж лучше бы ссорились. Между ними царило холодное и тотальное непонимание. Филипп мог находиться рядом с ним, но при этом за целый час не сказать отцу ни слова. Причем, сам он никогда первым не заговаривал, отвечал же на вопросы вежливо, но набором ничего не значащих выражений. Это доводило Шаповалова почти до исступления, но он понимал, что если даст волю своим чувствам, то окончательно и бесповоротно проиграет поединок. А он сознавал, что это может быть самый важный для него поединок, который обязан выиграть. При этом Шаповалов иногда ловил себя на странной мысли, что этот поединок важен для него не только потому, что в нем участвует сын, а имеет большое значение сам по себе, вне зависимости от того, кто стоит по ту сторону баррикады. Эта битва двух разных миров. Но к какому миру принадлежал Филипп, Шаповалов не представлял, хотя узнать и хотел и пытался. Но все попытки не увенчались успехом. Более того, он уже догадывался, что и не увенчается, Филипп не пустит его к себе. И единственный шанс попасть в эту заповедную зону — через другого человека.

Шаповалов подумал о Марине. Верно ли он поступил, что поручил эту ответственную миссию практически незнакомому ему человеку. Он даже не удосужился собрать о ней хоть каких-то сведений. Эта мысль пришла к нему совершенно спонтанно, когда он увидал ее утром на корабле. В конце концов, решил он, Филиппа все же природа создала мужчиной. И когда-то у него должны проснуться все присущие этому полу инстинкты. А если к тому же помочь им это сделать…

Мысли Шаповалов вдруг прервались, он увидел, как по трапу спустился Филипп и быстро пошел ему на встречу. Невольно он залюбовался сыном: среднего роста, тонкий, как тростиночка, с красивым смуглым лицом, на котором выделяются большие черные глаза. Он был копия своей матери, которая была настоящей красавицей. Парню повезло, что он пошел внешностью в нее; пошел бы в него, был бы таким же неприглядным. Да только что толку.