И корабль тонет… - Владимир Гурвич

За какой-то жалкий месяц мы обложили данью всю местную торговлю. Мы бы непременно загремели, если бы у нас не оказалось учителей. Для меня это стало поразительным открытием, которое принесло мне много пользы. Этими учителями стали милиционеры, они поведали нам, как сделать так, чтобы не попасться. И вскоре мы уже контролировали рынок, деньги полились к нам рекой. Тогда они мне казались огромными суммами, хотя сейчас понимаю, как они были ничтожны. Но и эти средства позволили нашей семье зажить по-другому, по крайней мере, не жить впроголодь. Я не только кормил всех домочадцев, у меня еще оставалось на карманные расходы. Ко мне стала стекаться окрестная шпана. Я был уже признанный авторитет и отбирал в свою команду строго. То, что мне подчинялись, приносило такое удовольствие, с которым я даже не знаю, что сравнить. Самый лучший секс против этого — ерунда, — посмотрел Шаповалов на Аллу.

— Чем же все это завершилось? — спросил Ромов.

— Эта эпопея продолжалась примерно два года, до окончания школы. Я скопил небольшой капиталец. Но главное, я приобрел бесценный опыт, теперь я знал, как следует мне действовать.

19

Сколько она себя помнила, никогда не отличалась стеснительностью. Раздеться перед мужчиной ей было так же легко, как и тогда, когда рядом никого не было. Но это обследование у врача вызвало в ней такой сильный прилив стыда, что Марине стоило больших трудов не сбежать из его кабинета. Прошло уже несколько часов, а она по-прежнему ощущала на своем теле руки доктора, которые по-хозяйски ощупывали ее.

Марина знала, что сын Шаповалова уже на яхте. Но пока не видела его. И она могла себе признаться, что побаивается встречи. Никогда еще она не выполняла подобных заданий. Сколько она себя помнила, ее всегда тянуло к мальчикам, потом к юношам, теперь вот к мужчинам. А вот женское общество никогда не привлекало, у нее среди девочек и подруг-то не было. А вот с противоположной частью человечества взаимопонимание всегда находила взаимопонимание. Разумеется, с ее любовными партнерами у нее возникали разные отношения, нередко они ссорились, бывало, что дело доходило до ненависти, до разрыва. Но Марина не видела в этом ничего особенного, наоборот, как человек практически мыслящий считала это вполне нормальным явлением, входящим составной частью в сложную матрицу отношения полов.

Но сейчас все было как-то иначе, и она испытывала растерянность. Ей хотелось пойти к Шаповалову и отказаться от поручения, но едва у нее вызревало такое намерение, как тут же вспоминала об обещанной награде. Даже и представить она не могла о таком счастье, как своя квартирка в Москве. Больше всего она ненавидела в своей жизни — бездомность, все могла терпеть, а вот это ощущение донимало ее до самой макушки. Когда некуда прислонить голову или, когда за такую возможность приходится отдавать почти все, что удается заработать каторжным трудом, то невольно пойдешь на все. Но даже сейчас она нисколько не жалеет, что разругалась с Ромовым; почему-то он необычайно легко отлетел от ее души и тела, как корка от затянувшейся ранки. Может, ничего страшного и не случится, ну познакомится она с этим сынком, соблазнит его, попробует наставить на путь истинный. Хотя сама имеет о нем крайне смутные представления. Надо бы поподробней расспросить Шаповалова, что он хочет, чтобы она внушила этому парню. А то еще внушит не то, что нужно, — и прощай ее однокомнатное гнездышко.

Марина сидела, точнее полулежала в шезлонге на палубе, солнце ласкало ее тело, покрывая кожу нежным коричневым загаром. Она знала, что этот цвет ей ужасно идет, делает почти что неотразимой. И потому до встречи с сыном Шаповалова хотела успеть приобрести шоколадный колер. Это станет дополнительным аргументом в ее битве за квартиру.

Жаркое солнце разморило ее, веки смежились, и Марина даже не заметила, как задремала. Она именно дремала, так как слышала раздававшиеся рядом звуки, но реакция на них блокировалось дремотой. Ей нравилось это пограничное состояние между явью и сном и не хотелось его ничем нарушать. И когда до нее донесся чей-то голос, то он не сразу проник в ее сознание.

Внезапно Марина поняла, что кто-то разговаривает рядом с ней. Усилием воли она открыла глаза. Возле ее шезлонга стоял юноша и обращался к ней с вопросом. У Марины бешено заколотилось сердце, у нее не было сомнений в том, что это он, сын Шаповалова.

— Извините, я не расслышала, что вы спросили? — произнесла она.

— Могу я тут тоже посидеть? — повторил юноша.

— Разумеется, буду только рада. А то одной скучновато.

— Спасибо. — Филипп устроился на соседнем шезлонге.

Марина постаралась по возможности не заметно разглядеть своего соседа. Одет он был в майку и шорты. Но не это заинтересовало девушку, а его лицо. Такого тонкого и нежного овала она никогда не видела. Человек с подобной внешностью не может быть обычным, невольно подумала она. А коли так, то это осложняет ее задачу. Было бы лучше, если он был бы самым обыкновенным парнем. А как найти подход вот к такому?

Марина понимала, что нельзя упускать момент и следует начать сближение. Вот только как? Она никогда не считала себя очень умной, но и глупой тоже не была. И сейчас напрягала свои мозги, стараясь найти те самые единственные слова, сказанные тем самым единственным тоном, который сразу установят между ними хотя бы тоненький мостик.

Она снова посмотрела на юношу. Он сидел в шезлонге и смотрел вдаль, туда, где линия горизонта, словно в любовном союзе, смыкала небо и море. Выражение его лица было странным, одновременно задумчивым и вдохновенным. Марина плохо понимала, что с ним происходит, но догадывалась, что он охвачен какими-то глубокими эмоциями. И очень вероятно, что это обычное его состояние. Да, с таким будет нелегко, обычные женские штучки, на которые она рассчитывала, вроде красивого загара могут и не сработать. И даже скорей всего не сработают. Тогда что сработает? Она не настолько изощренная и уж тем более у нее нет нужного опыта для общения с подобными экземплярами.

Ну, хватит, оборвала себя Марина. Так можно изводить себя бесконечно. Думай, не думай, а приступать к делу все равно придется. Единственно на что она может положиться, так это на свою интуицию. Какая никакая, она все же актриса. А эта профессия как раз и основана на ней.

Все, иду в бой, сказала себе девушка. И будь, что будет.

— Я могу часами смотреть на то, как небо сливается с морем. И самое странное, что в эти минуты не чувствую себя одинокой.

Филипп резко повернулся к ней. И Марина возликовала, так как по выражению его лица поняла, что ее первый выстрел угадил в цель.

— Вы чувствуете себя одинокой?

Марина сделала грустное лицо.

— Практически всегда.

На лице юноши отразилось недоверие.

— Мне казалось, что такие…

— Я понимаю, о чем вы. Но внешность — это только оболочка. А за ней может быть совсем другое содержание.

Филипп смотрел на Марину, теперь по его лицу нельзя было прочитать его мысли. Но она понимала, что он оценивает ситуацию. Вот только из каких критериев — это для нее пока оставалось загадкой.