Метафизика труб - Амели Нотомб

Но иногда побеждал и дождь. Эта временная победа называлась наводнением.

В те дни вода в нашем квартале поднялась намного выше обычного. Такое случалось в Кансае каждое лето, и никто не воспринимал это как катастрофу, а, следуя давно сложившемуся ритуалу, привычно открывали все уличные о-мисо (как здесь называют многоуважаемые канализационные люки).

Когда мы ехали в машине, приходилось передвигаться крайне медленно, чтобы не поднимать фонтаны брызг. Мне казалось, что я плыву в лодке. Сезон дождей нравился мне по многим причинам.

Маленькое Зеленое Озеро увеличилось почти вдвое и затопило прибрежные азалии. У меня теперь было в два раза больше места для плавания. И это было восхитительно – ступать в воде по цветущим кустам.

В один из таких дней, когда дождь ненадолго утих, отец решил прогуляться по нашему кварталу.

– Пойдешь со мной? – спросил он, протягивая мне руку.

От таких предложений не отказываются.

И мы отправились с ним гулять по улицам, залитым водой. Как я любила такие прогулки с отцом: погруженный в свои мысли, он позволял мне озорничать сколько мне вздумается! Никогда в жизни мама не разрешила бы мне прыгать в несущиеся вдоль улицы ручьи, забрызгивая при этом свое платье и папины брюки. А папа не обращал на это никакого внимания.

Мы жили в старом японском квартале, красивом и спокойном: по обе стороны улицы высились стены, крытые японской черепицей, за ними шли сады, и ветви разросшихся деревьев гинкго тянулись к прохожим. Подальше улица переходила в извилистую и немощеную дорогу, которая вела в гору и к Маленькому Зеленому Озеру. Это была моя вселенная: единственный раз в жизни мне выпало такое счастье – жить с радостным чувством, что все здесь мое и я у себя дома. Я шагала, держась за руку отца. Но вдруг я заметила, что моя рука повисла в воздухе, а папы нет рядом.

Я огляделась по сторонам: вокруг – никого. Но я же помнила, что отец только что был рядом. Стоило мне на миг отвернуться, как он бесследно исчез. Я даже не заметила, когда он выпустил мою руку.

Меня охватила смутная тревога: каким образом человек может так мгновенно улетучиться? Неужели люди – столь хрупкие существа, что могут столь легко и неожиданно теряться? Как могла в секунду исчезнуть такая человеческая громадина, как мой отец?

И тут я услышала папин голос: он мог идти только из-под земли – ведь вокруг меня было по-прежнему пусто. Мне казалось, что его голос доносится с другого конца света.

– Папа, ты где?

– Я здесь, – ответил он спокойно.

– Где здесь?

– Не двигайся. И не подходи ко мне.

– А где ты?

– В метре от тебя, посмотри направо.

– Что случилось?

– Я под тобой. Я провалился в открытый люк.

Я снова осмотрелась и не заметила никакого люка на улице, которая превратилась в реку. Но приглядевшись, я заметила справа от себя водоворот – там, видно, находилась открытая сточная труба.

– Ты упал в мисо, папа? – весело спросила я.

– Да, дорогая, – ответил он невозмутимо, чтобы не напугать меня.

Но лучше бы он напугал. Его спокойствие сбило меня с толку. Я ничуть не взволновалась, и ситуация показалась мне уморительно смешной, а вовсе не опасной. Я с огромным любопытством смотрела в ту сторону, откуда раздавался папин голос, и думала: как же он разговаривает со мной сквозь такую толщу воды? Мне тоже захотелось провалиться, чтобы посмотреть, как он устроился под водой.

– Папа, тебе там хорошо?

– Да. Возвращайся домой и скажи маме, что я упал в люк, поняла? – сказал он все так же спокойно, и я не осознала, что должна бежать как можно скорее.

– Ну, я пошла.

По дороге домой я развлекалась от всей души.

Наконец я поняла, кем работает мой отец, – я даже приостановилась, чтобы обдумать это неожиданное открытие. Ну конечно! Я поняла, что работать консулом – это значит чистить сточные трубы. Папа никогда не говорил мне об этом, потому что стесняется своей профессии. Надо же, какой скрытный!

Я хихикала: вот я и разгадала секрет папиной деятельности! Он уходит из дома как можно раньше и возвращается только вечером, чтобы я не узнала, где он работает. Но теперь-то я знаю: он целые дни чистит канализацию.

Немного поразмыслив, я решила: хорошо, что мой отец имеет дело с водой – пусть даже и с грязной, но все равно водой, ведь вода – мой друг, она больше всего похожа на меня, и в воде я чувствую себя лучше всего, хотя однажды чуть не утонула. Может быть, это логично, что я едва не погибла в родной для меня стихии? Я еще не знала, что чаще всего нас предают самые близкие друзья, но я уже знала, что самое восхитительное в жизни непременно таит в себе опасность, и если чересчур сильно высовываться из окна или ложиться посреди проезжей дороги, это может плохо кончиться.

Предаваясь этим интересным мыслям, я совсем забыла о поручении, которое дал мне папа-ассенизатор. Я с удовольствием резвилась и прыгала в бегущие по улице ручьи, распевая песенки собственного сочинения; заметив на заборе кошку, которая, боясь промокнуть, не отваживалась перебраться через дорогу, я взяла ее на руки и пересадила на противоположную сторону, не преминув произнести целую речь о пользе и радостях купания. Но этот невоспитанный котяра удрал, даже не поблагодарив меня.

Но почему папа избрал такой странный способ, чтобы раскрыть мне тайну своей профессии? Вместо того чтобы все мне объяснить, он повел меня на место работы и потихоньку спрыгнул туда, чтобы удивить меня. Ну и хитрец! Видно, там он и репетировал свои арии для оперы Но – поэтому я никогда не слышала дома его пения.

Я уселась на тротуар и, смастерив кораблик из листьев гинкго, пустила его в плавание по реке, которая понесла его вперед, а я, радостно подпрыгивая, побежала вслед. До чего же странные эти японцы! Без помощи бельгийца не могут вычистить свои сточные трубы. А может, в Бельгии живут самые знаменитые ассенизаторы? Впрочем, все это не так уж важно. Через месяц мне исполнится три года: хоть бы мне подарили наконец плюшевого слоника! Я неустанно намекала папе и маме, чтобы они исполнили мое желание, но родители бывают такими непонятливыми.

Если бы не наводнение, я сыграла бы в свою любимую игру под названием «Не боюсь!». Я ложилась посреди улицы, напевая про себя песенку, и решала: пока не допою ее до конца, не встану, что бы ни случилось. И всякий раз меня неизменно волновал вопрос: а если появится машина, хватит ли у меня духа не убежать? При одной только мысли об этой реальной опасности сердце мое бешено колотилось. Увы, в те редкие случаи, когда мне удавалось выскользнуть из-под надзора, чтобы поиграть в «Не боюсь!», ни одна машина так и не проехала по дороге, на которой я лежала, распевая свои песенки. Поэтому мой научный вопрос оставался пока без ответа.

Устав от своих умственных и физических упражнений, а также подземных и водных приключений, я наконец заявилась домой. Там я уселась на террасе и стала вдохновенно крутить волчок. Не знаю, сколько прошло времени, когда мама заметила меня и сказала: