Игры марионеток - Марина Юденич

Правда, работать по специальности почти не пришлось….

Она не закончила фразы, потому что старик неожиданно и резко остановился.

Глаза его злобно сверкнули из— под тяжелых век, и женщине стало не по себе — столько ярости и презрения было в этом взгляде.

Вот как? Коллега? Что ж, мои поздравления. Неплохой сценарий, совсем неплохой…

Я не понимаю

А вот это уже — швах!

Он пошел прочь, стараясь уйти от нее, как можно скорее.

Но быстро идти не мог, и потому смешно приседал и семенил ногами.

К тому же немедленно увяз в мелкой прибрежной гальке, отчего едва не упал.

Женщине стало безумно жаль старика, хотя вспышка внезапного гнева испугала и оскорбила ее.

Я действительно не понимаю, что вас так рассердило?

Она не понимает, какая милая наивность!

Бросьте!

Коллеги, вроде вас являлись ко мне в образе журналистов, социальных агентов, врачей и медицинских сестер, которые приезжали сделать укол.

Да, чуть не забыл! Были еще «случайные» попутчики в самолетах.

И соседи тоже были.

Но русская книга! Это, действительно, хороший трюк.

Я заглотал наживку. Но не обольщайтесь, вздернуть меня на крючок вам не удастся.

Скажите хозяевам, что рыба сорвалась.

Такое бывает.

И еще скажите, что я не стану больше работать ни на кого, и никто ничего не получит по моему завещанию.

— Все, все, что хранится здесь — он энергично ткнул пальцем в свой лоб — и только здесь! Посему не утруждайте себя поисками моего архива! — будет погребено вместе со мной. Теперь убирайтесь.

— Можете не беспокоиться, я сейчас уйду.

— Но прежде я скажу, кто вы такой. Вздорный, подозрительный, злой человек! А я — наивная дура! И поделом мне!

Раскисла, поверила, что нашлась душа, которая…. Вообразила, что вы пытаетесь помочь…. справиться…. Справиться со всем…. этим, что было…. Внушила себе, будто становится легче….

Вранье и глупость!

Все глупость и вранье…

Она расплакалась уже в самом начале своей тирады, к концу же, и вовсе плакала навзрыд, громко всхлипывая и захлебываясь словами.

Так, рыдая, женщина добежала до отеля, и лишь на пороге старинного здания немного пришла в себя, наспех вытерла слезы и попыталась придать лицу безразличное выражение.

На ее счастье, портье в этот момент был занят телефонным разговором.

Он не заметил, что веки женщины предательски опухли, а нос покраснел.

Вечером, случайно подойдя к двери, она обнаружила, конверт, подсунутый кем-то снаружи, а в нем — открытку с изображением отеля.

Конверты и открытки лежали в каждом номере, в ящике небольшого письменного стола, а в номерах подешевле — прямо в тумбочке возле кровати.

На оборот открытки она прочла следующее.

«Сейчас я отчетливо вижу, насколько был не прав днем, и как бессовестно и незаслуженно обидел Вас. Я, действительно, подозрительный, злой старик, но этому, поверьте, есть оправдание. Или объяснение, по меньшей мере. Простите меня, Бога ради! И, пожалуйста, выходите утром к завтраку, как обычно. В противном случае, я, честное слово, наделаю глупостей.

P. S. Вам не почудилось, я, действительно, пытался, как умел, помочь. Но, видимо, не слишком успешно.

Она поплакала еще немного, но быстро заснула и крепко спала до самого утра.

А утром отправилась завтракать на террасу.

Старик был уже там.

— Вы хотите, чтобы я сейчас попросил у вас прощения?

— Нет. Зачем же? Вы ведь уже извинились в письме.

— И вы простили?

— Я же пришла.

— Я должен объяснить свой вчерашний поступок?

— Вы достаточно подробно все объяснили вчера. Я понимаю. Думаю, что на вашем месте вела себя точно также, если не хуже.

— Благодарю — он неуклюже приподнялся в кресле, и церемонно поцеловал ее руку.

Потом разговор был продолжен так, словно вчера не обрывался вовсе.

— Вы сказали, что не довелось работать по специальности. Отчего?

— Я встретила человека, который…. Впрочем, эту историю я вам уже рассказывала. Она завершилась, и я приехала сюда.

— Вы поступили правильно. Теперь, действительно, стало легче?

— Стало легче? Нет, это не совсем верное утверждение. Мне просто легко. И просто. Потому, что все понятно. Я знаю, что буду делать дальше, и главное, пожалуй, я знаю, как хочу теперь жить. И какой быть. Скажите правду, вы ведь работали со мной все это время? Я поняла это совсем недавно, хотя, наверное, следовало бы раньше….

— Немного. Мне, действительно, захотелось вам помочь. Но это было несложно, вы сами активно искали выход, вы боролись за свое душевное спокойствие. И заслужили его по праву. Я рад. Что же до того, что не сразу заметили мою работу, не огорчайтесь. Это нормально.

— Какая-то странная техника. Почти неуловимая. Вы не расскажите мне?

— Нет.

— Думаете, что моих знаний недостаточно?

— Нет, так я не думаю. Сейчас настали времена, когда получить необходимую для работы сумму знаний в нашей с вами профессии может каждый, кто этого всерьез захочет. Вы — толковая девочка, и полагаю, к учебе относились серьезно.

— Я, действительно, училась хорошо. И работать хотела…. Впрочем, я и теперь хочу работать. Может даже в большей степени, чем тогда. Вернее, более осознанно…. Вы молчите?

— Я очень хочу сказать вам кое-что по этому поводу. Но не знаю, имею ли на это право?

— Но вы уже сказали, правда, пока непонятно…. Теперь уж продолжайте, пожалуйста.

Да, теперь я, действительно, должен мысль закончить. Но не сердитесь, она, скорее всего, вам не понравиться.

— Не рассержусь, даю слово. И не обижусь. Говорите!

— Вы молоды. Умны. Красивы. Найдите себе другое занятие.

— Но почему?! Неужели я кажусь вам такой бесталанной?

— Напротив, вы можете достичь многого. И потому мне страшно за вас. Груз этот страшен и тяжел. Удержите ли вы ношу? А, удержав, будете счастливы?

В то утро, они долго оставались на террасе.

Официанты давно убрали со столов посуду, оставшуюся после завтрака.

И заменили скатерти.

Их белоснежные края трепетали на ветру, как крылья птиц, словно скатерти пытались взлететь и устремиться вслед за чайками, парившими над проливом.

Салон этого самолета очень мало походил на…. салон самолета.