София Палеолог. Первый кинороман о первой русской царице - Наталья Павлищева

— Суп с рыбой, ушица. А хочешь, заливное из зайца? Или щучью голову с чесноком?

Зоя только мотала головой:

— Я не ем так много, только попробую. А это что?

— Грибки соленые. Уж этого года. А вот сморчки жареные.

Зоя принялась с осторожностью пробовать и увлеклась…

— Я умру от обжорства, — пожаловалась она Гликерии, словно забывшей о существовании хозяйки. Та с трудом переводила дыхание, дожевывая кусок пирога с зайчатиной, который буквально таял во рту.

Но мучения не закончились, в горницу вплыли одна за другой три пышные девки, неся в руках по большому блюду с горой блинов каждая. Настена радостно объявила:

— Блинки подоспели. С чем блинов желаешь, царевна? Вот икра белужья, вот севрюжина, вот балычок… А хочешь со сметаной или сладкие с медом, с ореховым маслицем, с маковым молочком… А вот варенья разные на выбор…

Зоя с ужасом замахала руками:

— Я уже ничего не могу!

Настена рассмеялась:

— Меня бранить будут за то, что ты мало ела. Ты хоть попробуй блинок, а там решишь, кушать ли.

Блины были такие красивые, что царевна не удержалась. А то, что Настена назвала икрой, и вовсе восхитительно — отдельные шарики, если их придавить языком, лопались, оставляя на языке чуть солоноватый вкус с рыбным оттенком.

Когда она еще съела вареную сливу, взяла ложку удивительно пахучего меда и запила все это малиновым взваром, стало ясно, что и сегодняшний пир может оказаться сорванным.

— Я больше не могу! — снова взмолилась Зоя, откидываясь от стола к стене. — Ты решила показать мне все, что умеют ваши повара?

Настена вытаращила на нее глаза:

— Да нет же! Здесь и малой доли нет. Только то, что на леднике со вчерашнего ужина осталось, да блинков вон испечь успели. Вот еще спинки белужьей попробуешь, да стерлядку на пару, да заливное всякого рода, да грибков, да почки заячьи, да… — она махнула рукой, — всего и не упомнишь, и не выскажешь. Одни пироги чего стоят! Это тебе не в вашей печи, в русской на духу они во стократ вкусней и нежней получаются.

Зоя незаметно тронула на себе подол сарафана. Теперь понятно, почему у них такая одежда: съесть десятую часть предложенного можно только при условии очень свободного платья. Подумалось, что бледность здесь просто невозможна.

В Риме главным было не съесть лишнего, чтобы не отложилось на боках и щеках, за каждым куском, взятым в рот, следили. Последнее время Лаура вообще ничего не позволяла, Зоя забыла, что такое кушать много и вкусно. А тут напротив, сетуют, что мало съела, хотя тем, что на столе, можно накормить весь Совет кардиналов.

А потом Настена плела ей косу. Носившая в Риме распущенные согласно моде волосы, Зоя долго и с удовольствием то наклоняла голову, чтобы толстая с руку коса перекидывалась через плечо на грудь и обратно на спину, то наматывала ее на руку, то принималась мотать головой из стороны в сторону.

Настена смеялась:

— Чисто дитя малое…

И без перевода было ясно, что она довольна.

Девичья повязка и коса очень шли Зое. Настена объяснила, что это только пока царевна не венчана:

— А потом кокошник и повойник наденешь. У замужней женщины волос не должно быть видно.

— Что есть кокошник?

Настена показала. И кокошник очень понравился — строго, но красиво.

Но было пора встречаться с гостеприимными хозяевами.

Когда она, одетая русской боярышней, вышла к своим нынешним соплеменникам, крякнул даже боярин Ларион Беззубцев, настроенный к латинянке весьма недружелюбно.

Зоя была не просто хороша — она оказалась настоящей русской красавицей. Наряд подчеркнул все достоинства лица и фигуры, которые в Риме казались недостатками, в том числе полноту и румянец на щеках.

Недоволен остался легат Бонумбре. Подойдя к царевне, он прошипел:

— Вы стали настоящей московитской куклой, принцесса.

Зоя весело блеснула глазами:

— А мне нравится. И еда очень понравилась. Очень.

Легат нехотя признался:

— Да, ужин был весьма обилен. Я с трудом заснул.

— Я не ела, после баньи сон сморил сразу.

Бонумбре ужаснулся:

— Вы ходили в это ужасное место?! Там темно и жарко!

— А я даже парилась. Это так приятно…

Едва ли легат понял слово «парилась», но он высказал, вернее, процедил сквозь зубы другое:

— Дикарка!

Зоя снова с удовольствием рассмеялась. Ей вдруг показалось забавным дразнить епископа своим восхищением от всего русского. Но она ведь не кривила душой — и еда, и одежда, и даже страшная банья нравились.

Оказалось, что париться рискнула только она, ну и Гликерия с хозяйкой вместе, остальные предпочли протереть тело влажной тканью. Зоя смеялась, рассказывая придворным дамам о парной, давала погладить шелковистую после мытья кожу, понюхать пахнущие травами волосы… Обещала в следующий раз взять с собой.

Заодно она решила поинтересоваться у Настены, как часто устраивают эту банью. Девушка ответила, что хоть каждый день, но обычно через седмицу.

После пира, перемена блюд на котором показалась латинянам бесконечной, женская часть гостей долго делилась впечатлениями. Увидев длинную череду слуг, несущих блюда с угощением, они договорились, что каждая попробует половину, поскольку попробовать все невозможно. Оказалось, что и половину невозможно. Восторгам не было конца, все объелись и без леденцовых лебедей или сахарных замков.

Зоя, чувствуя себя почти хозяйкой, которой приятны восторги гостей, снисходительно объявила, что это еще не пир, а так, легкое угощение, поскольку они не в Москве, а в Пскове, а это провинция Московии. Она уверенно советовала попробовать блины непременно с икрой, а еще соленых грибов и пироги с зайчатиной, те, что в русской печи испечены. Остальное просто не запомнила.

А ведь это крошечный Юрьев, даже не Русская земля, и принимали их не от имени князя, а купцы. Что же там, в Московии? Какие столы накрывают там, какие богатства ждут Зою в самой Москве? Она начала завидовать сама себе.

Первыми за Зоей последовали жены Траханиотов, переодевшись в русское платье. Все вдруг почувствовали, что им неудобно в модной римской одежде.

На женщин-предательниц немедленно взъелся легат. Бонумбре шипел, словно рассерженный кот:

— Вы забываете, кого представляете здесь! Вы не по своей воле в Московию приехали, а благодаря заботам Его Святейшества.

Злился больше от своего бессилия, поскольку женщин не смогли урезонить даже их собственные мужья — Дмитрий и Георгий. Конечно, дурной пример подавала сама царевна: не переоденься она — и остальным в голову не пришло бы. Одно дело шубу на плечи накинуть, ведь на улице зима, но совсем иное — волосы в косу заплести и этот сарафан надеть. Об ужасном обычае мыться в темном жарком помещении легат вообще не вспоминал.