Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России - Дэн Хили
Шрифт:
Интервал:
Почти полное исчезновение коммерческих мест для свиданий и знакомств имело предсказуемые последствия. Общественные туалеты, которые и прежде были надежным местом для ритуалов знакомства, приобрели для гомосексуалов еще большее значение. Сославшись на откровения пациента П., доктор Белоусов писал, что «теперь, после революции, этот последний способ – встречи в уборных – является преобладающим». Описание означенным мужчиной-проститутом туалета в харьковском кинотеатре «Маяк» в 1920-х годах как «особенно удобного» свидетельствует, что выискивались любые архитектурные причуды, которые могли обеспечить интимность встреч. Этот человек упоминает только два «места свиданий» в Ленинграде 1920-х годов, каждое – с общественным туалетом (хотя Белоусов об этом не упоминает, говоря абстрактно о «местности», – термин, отсылающий к «отхожему месту», эвфемизм для посвященных). Оба места были рядом с цирком Чинизелли, второе – на Невском «близ Аничкина (sic!) дворца»[166]. Видимо, как и до 1917 года, мужчины-проституты продолжали уединяться в общественных туалетах «на площадях и железнодорожных вокзалах»[167]. Исчезновение после революции коммерческих помещений, которые можно было бы снять и использовать для удовольствия, направило мужчин-гомосексуалов в новое русло, породив так называемую культуру туалета[168].
Как свидетельствуют источники, территории гомосексуальной субкультуры появились в Москве только в последние годы царского режима, что говорит о ее запоздалом развитии в сравнении с более европеизированной северной столицей. Чрезвычайно информативны показания мужского проститута П., записанные доктором Белоусовым в 1927 году. Согласно П., до и после 1917 года Бульварное кольцо было самой известной гомосексуальной территорией в городе. Соединяя бульвары, оно окружает центр Москвы полукруглой лентой зелени. Здесь много скамеек, киосков с прохладительными напитками, общественных туалетов. Бульвары – это удобные места, где можно посидеть, покурить и поболтать, сюда можно добраться общественным транспортом. Бульвары всегда кишат пешеходами. Отсюда рукой подать до Большого и Малого театров, Консерватории и центральных магазинов. Как точно заметил П., «вы можете найти и встретить мужчин на любом бульваре»[169]. Его собственная городская сексуальная карьера началась на Пречистенском бульваре, где в 1912 году в возрасте 17 лет он познакомился (по его выражению) со «своими людьми» и стал проститутом. Репутация Бульварного кольца как арены мужской проституции сохранялась и в 1920–1930-х годах. Согласно П., в Москве Никитский бульвар вел к «самому главному „притону“» – площади Никитские Ворота. Югославский коммунист также называл эту площадь местом «тайного рынка» гомосексуальных мужчин в конце 1920-х[170]. П. указывал на Сретенский и Чистопрудный бульвары как места, где «особо важная публика» из числа московских гомосексуалов назначала свидания. Осужденные с 1935 по 1941 год уголовными судами за мужеложство (см. восьмую главу) часто посещали эти же бульвары. Некоторые на допросах признавались, что в 1930-х годах занимались сексом в общественных туалетах или темных подворотнях этих улиц.
Большую роль в гомосексуальной субкультуре играли специфические коды, характеризовавшие жестикуляцию и речь и позволявшие гомосексуалам узнавать друг друга. Мужчины, желавшие заняться сексом с юношами или другими мужчинами, давали об этом знать по-разному. Некоторые жесты были явно заимствованы у проституток, привлекавших клиентов. Другие означали просьбу нежного внимания со стороны более богатого мужчины. Рассказ о нищете пронизывает истории многих молодых людей, искавших контакта с состоятельными мужчинами. Броская одежда, яркая косметика и пудра, женоподобные манеры – все это были способы привлечения внимания, которые сигнализировали о целях юношей и мужчин, принадлежавших этой субкультуре.
Самым важным жестом был характерный взгляд – распространенная форма осторожной заявки о себе. Об этом признаке знали даже те, кто не принадлежал к этому кругу, судя по замечаниям анонимного осведомителя, «настучавшего» на петербургских «содомитов»: «Тетки, как они себя называют, с одного взгляда узнают друг друга по некоторым неуловимым для постороннего приметам, а знатоки могут даже сразу определить, с последователем какой категории теток имеют дело»[171]. Обмен долгими взглядами, особенно в местах с известной в этом плане репутацией, означал принадлежность к соответствующей субкультуре. Солдаты и «тетки» соблюдали этот ритуал вблизи общественных туалетов Зоологического сада; то же повторяли подростки и их клиенты около цирка Чинизелли (по воспоминаниям 1908 года)[172]. К числу привлекавших внимание ритуалов принадлежали также просьбы поделиться сигаретой, дать прикурить или соответствующие предложения сигареты и огонька. Правда, некоторые «хулиганствующие» мужчины-проституты пренебрегали осторожностью и просто подходили к потенциальным клиентам с протянутой рукой и грубоватым «Драсьте!». Один предреволюционный бытописатель заметил, что мужчины, «„покупающие“ товар, носят на лице „особую специфическую маску желания[173]“. После 1917 года набор сигналов не изменился. Хорошо осведомленный матрос, арестованный в 1921 году на «педерастической вечеринке» в Петрограде, показал, что он был в курсе сексуальных намерений присутствовавших, «так как видел это из их взглядов, разговоров и улыбок»[174]. Уже упоминавшийся проститут П. говорил, что за 1925–1927 годы он «видел лично, встречал где-либо [или] распознал как одного с ним сорта» в Москве не менее пяти тысяч гомосексуальных мужчин. После первого контакта обычно завязывалась беседа. Петербургский юрист А. Ф. Кони приводит некоторые истории, рассказанные в 1870-х годах пострадавшими от шайки вымогателей Михайлова. Чтобы заманить богатых мужчин в компрометирующие ситуации, они прикидывались бедными, но благородными юношами. Вероятно, такие слезливые истории рассказывались не только шантажистами, но и мужчинами-проститутами. К мировому судье, направлявшемуся через «роковой Пассаж» в свой клуб на Михайловской площади, подошел член шайки и попросил денег для умирающей матери. Наивный судья сжалился и дал три рубля, а юноша,
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!