Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России - Дэн Хили

мужчин занимались сексуальными действиями в «кабинете на роскошной турецкой мебели». «Прислугою на таких вечерах обыкновенно не стесняются, – писал очевидец, – потому что она подобрана из своих». Далее автор свидетельствует, что некий среднего достатка житель города был «сводней», поставлявшей «богатым теткам» «мальчишек, солдат и дворников». Квартира этого предприимчивого человека была хорошо известна молодым людям, оплачивавшим услуги «сводни», лишь бы проникнуть в круг высокопоставленных «теток»[197].

Несмотря на постоянно возраставшие трудности по сохранению контроля над частными пространствами в советскую эпоху, гомосексуалы находили возможность встречаться время от времени либо на дому, либо в получастных помещениях (залах, кабаре). На вечерах, маскарадах и представлениях артистов собиралось множество мужчин. Здесь они знакомились и устанавливали половые контакты. Сравнительная открытость гомосексуальных увеселительных мероприятий быстро сошла на нет после Гражданской войны, но некоторые источники намекают на то, что они продолжались, пусть и в более закрытом формате. Наибольшее количество отчетов о такого рода собраниях касается субкультуры Петрограда/Ленинграда, где традиция популярных частных гомосексуальных «ассамблей» была развита в наибольшей степени.

Детальные описания организованных (возможно, даже с коммерческой подоплекой) частных собраний мужчин-гомосексуалов в советское время можно найти в статьях психиатра В. М. Бехтерева. Говоря о «половых извращениях», он, в частности, упоминал милицейский рейд на «клуб педерастов» 15 января 1921 года[198]. В тот вечер было арестовано девяносто пять человек на квартире «отца милиционера сводно-боевого отряда». Сам милиционер, как некоторые говорили на допросе, «обещал интересный вечер с барышнями»[199]. Это собрание было одним из многих, на которых тот милиционер присутствовал и которые впоследствии сам же организовывал. Агент, указанный как Ш., сообщил, что несколько подобных «вечеринок» (для «педерастов») состоялось на частных квартирах под Петроградом[200]. Из изложения Бехтеревым слов Ш. неясно, кто выступал организатором этих «вечеринок». Однако знаменитый психиатр писал, что «сам агент Ш. устраивал также несколько раз вечера, „чтобы узнать их мнения“»[201]. Один арестованный матрос «заявил, что вечеринки устраивались в месяц раза два; бывал на нескольких вечеринках; узнавал от знакомых; на вечеринках бывали всегда одни и те же лица». Основной причиной интереса милиции к таким мероприятиям было, по-видимому, присутствие на них большого числа солдат и матросов.

Красноармеец Б., арестованный во время означенного выше рейда, поведал:

Слышал, что у М. будет вечер, и для этого просили туда; на вечеру были многие, которых я знаю. Слышал, что будет оригинальный вечер под видом свадьбы. Когда я пришел с Х., мы застали следующее: из комнаты в коридоре в большую комнату вышли «молодые» – «невестой» был одет С., «женихом» был Ш.; сзади шли многие, одетые в женские платья, фамилии их не знаю; где благословляли их хлебом – не видел, но поздравляли их в большой комнате. Некоторые из поздравлявших целовались. После этого были танцы, многие целовались.

Костюмы были не только свадебные, танцы не были шумными и не представляли собой оргию. Другой гость сообщил:

В квартиру мы пришли около 11 час<ов> вечера; вечеринка была уже в разгаре. Придя туда, застали там какой-то маскарад – была невеста, несколько испанских костюмов и две особы в белых париках. Одну из них я пригласил на вальс, а затем – миньон.

Тем не менее эта вечеринка была не просто маскарадом, но недвусмысленно организована, чтобы свести вместе мужчин, ищущих секса с мужчинами[202]. Один матрос пояснил, что «во время вечеринок устраивалась летучая почта», которая позволяла мужчинам посылать записки тем, кто им приглянулся. Матрос рассказывал, что получал письма следующего содержания: «Вы мне нравитесь», «Желаю с вами познакомиться». Другой моряк, Андрей К., служивший на миноносце, признавал, что он ясно понимал сексуально окрашенную природу этих компаний:

На вечеринках этих я не впервые, многих знаю, знаю лиц, одетых в женские туалеты. Сам педерастией не занимаюсь, но что многие из посетителей вечеров занимались педерастией – знал, так как видел это из их взглядов, разговоров и улыбок.

Однополый характер этой вечеринки не ограничился одними лишь летучими посланиями, улыбками и взглядами. Бехтерев опросил милиционеров, производивших аресты, которые заявили ему, что в камере «двое из числа арестованных поглаживали друг друга по спине и рукам и целовались <…> – это был военмор с транспорта „Камы“ и гр<ажданин> А. П. П.». На вопрос Бехтерева задержанный П. ответил, что «действительно военмор Ч. целовал меня в щеку, причины не знаю, думаю, что я ему понравился»[203].

Беседы Бехтерева с арестованными мужчинами указывают на следующее: некоторые из них утверждали, что были приглашены «случайно», но другие знали, что идут на «вечеринку педерастов». «Третьи же удостоверяли, что случайных посетителей быть не могло». Некоторые признавали, что многих из гостей встречали и на предыдущих собраниях. Красноармеец Б. и его «партнер», регулярно посещавшие эти вечеринки, заявили, что «все бывшие на вечеринке в той или иной форме знакомы»[204]. В дневнике Кузмина содержатся лаконичные, но наводящие на размышления записи о том, что одна такая вечеринка и ее несчастливый конец произвели большое впечатление на круг его гомосексуальных друзей. Партнер Кузмина Юрий Юркун вернулся домой поздним вечером того дня и «рассказывал о маскарадных впечатлениях». На следующий день в его квартире «все еще полно рассказами о маскараде», которые вели пришедшие к ним гости[205]. Эти вечеринки с переодеванием, флиртом и танцами, пародиями на «обычную» свадьбу и обоготворением военных – живое выражение богатой гомосексуальной субкультуры Петербурга, унаследованной от царского времени.

Лишь малое число упоминаний о вечеринках, маскарадах и подобного рода увеселениях встречается в источниках конца 1920-х годов, наполненных в основном судебно-психиатрическими текстами, которые мало симпатизировали этим практикам. Пациент доктора Белоусова, мужчина-проститут П., не упоминал о крупных вечеринках в послереволюционное время, хотя, по его словам, за период с 1925 по 1927 год он видел и узнавал в Москве тысячи гомосексуалов и встречался с ними[206]. Кроме того, П. рассказал, что он путешествовал по городам Советского Союза с «рекомендательными письмами» к «своим людям» в дальних городах, которые «принимали его как друга и оставляли ночевать» (обычно ожидая взамен сексуальных услуг). В каждом городе после первого контакта он обзаводился широким кругом знакомств, и всегда находился какой-нибудь «старик пятидесяти лет», готовый приютить хоть бы и на месяц[207]. Ленинградский гомосексуал Сергей Е. рассказал доктору, как в 1923 году «случайно» встретил в Петрограде человека таких же наклонностей: «Он ввел меня в круг „таких“ людей. С этого момента началась новая эпоха моей жизни». После года, отданного «эротическим радостям и соблазнам», он встретил человека, которого полюбил, и они стали жить вместе[208]. В одном судебном деле 1935 года о мужеложстве упоминалась квартира, в которой «гражданин по имени Петр и