24 часа - Алекс Джиллиан

– Что именно ты хочешь знать? – я не против разговоров, если девушка мне по-настоящему нравится.

– Почему ты его сдаешь? Фамильное гнездо не место для чужаков. Ты мог бы сам здесь жить.

– Долго добираться до города, а зимой можно застрять на несколько дней, – озвучиваю основную причину, дотрагиваясь губами до теплого лба и гадая, какого же цвета ее волосы. В золотистых отблесках пламени они кажутся карамельно-шоколадными, едва тронутыми снежным инеем на закручивающихся кончиках, но при дневном свете оттенок может быть совсем другим. – Я давно планирую продать его, Снежинка. Никак не решусь.

– Плохие воспоминания или финансовые проблемы? – непринужденно любопытствует Адалин.

– Пытаешься прощупать мое материальное положение?

«Женщины и расчет» – это особая песня и больная для многих мужиков мозоль. Не стоит даже комментировать. Однако Адалин не похожа на девушку, падкую на денежный бонус в комплекте с избранником.

– Мне неинтересно материальное положение состоящего в законном браке мужчины, как в принципе, и любого другого, – с недовольством подтверждает она мои размышления на ее счет.

– Дом хранит слишком много того, о чем хотелось бы забыть, – задумчиво отзываюсь я.

– Если ты о родителях, то их забывать неправильно, даже если у вас были сложные отношения

– Дело не в них, – отрицательно качаю головой. – Я единственный и любимый сын, счастливая семья. Мама рано ушла, а папа не справился.

– Тогда почему ты хочешь избавиться от дома, где был счастлив? – недоумевает Снежинка.

– Это сложно объяснить, – сдаюсь я с тяжелым вздохом.

– А еще говорят, что мужчины примитивные существа, – не настаивая на продолжении, понимающе улыбается Адалин.

– Мир полнится заблуждениями, и каждое поколение придумывает новые мифы, и, что самое удивительное, кто-то в них и правда верит, – иронично ухмыляюсь я.

Приподняв голову, Снежинка устремляет на меня загадочный взгляд. Я не отвожу свой, ее внимание меня не напрягает. Кончики шелковистых волос щекочут мою кожу, ровный звук дыхания умиротворяет. Мне бы не хотелось уснуть, потеряв оставшиеся часы, но усталость после тяжелого дня и длительного секс-марафона постепенно берет свое, наливая мышцы свинцовой тяжестью.

Молчаливый зрительный контакт длится несколько секунд или минут – я перестал ощущать чувство времени с того момента, как нырнул за неудачливой фигуристкой в прорубь.

– Ангел напротив сердца, – внезапно произносит Адалин, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Ее пальчики осторожно очерчивают небольшую татуировку на моей груди. – Это юношеский эксперимент или что-то личное?

– А ты как думаешь?

– В честь какой-то девушки? Первая любовь? Жена? – один за другим перебирает варианты, сканируя мое лицо с точностью рентгена. Я с улыбкой отвергаю ее версии покачиванием головы. – На спор? На слабо? … Что, тоже нет? Хмм…Напился в компании с тату-мастером и проснулся на кушетке… Нет, это как-то совсем.

– Не гадай. Я сделал татуировку в осознанном возрасте. Это произошло после смерти отца. Его обнаружили здесь, в этом доме.

Лицо Снежинки становится таким же белым, как ее прозвище. Отпрянув, она садится, притягивает колени к груди, с опаской озираясь по сторонам.

– Не бойся, ни один дух ни разу не потревожил эти стены, – успокаиваю впечатлительную малышку.

– Когда это произошло? – тихо спрашивает она, обнимая тонкими руками колени.

– Много лет назад. Я тогда работал сутками, крутился почти без выходных, а отец отошел от дел и поселился тут. Мы редко виделись, я навещал его не чаще, чем раз в месяц, но он звонил мне. Почти каждый день, – замолчав, я тянусь за бутылкой шампанского и делаю большой глоток прямо из горлышка. – В одну из ночных смен в мое отделение поступил мужчина, такого же возраста, как отец. Он постоянно просил, чтобы связались с его сыном и сообщили, что произошло. Я помню, как замер, вдруг осознав, что звонков от моего отца не было несколько дней, – продолжаю севшим голосом, глядя на свои напряженные пальцы, обхватившие тёмное стекло бутылки. – Я нашел его в кресле возле окна с зажатой в руке фотографией, которую ты видела на камине. Посмертная экспертиза показала, что он был мертв около трех суток. Умер от сердечного приступа. И знаешь, Снежинка, я до сих пор не могу понять, как так вышло, что я не нашел ни одной свободной минуты, чтобы позвонить ему…

– Ты винишь себя? – мягкое прикосновение ладони к плечу заставляет меня вскинуть голову и взглянуть в наполненные сочувствием глаза, читая в них искреннее участие. Она тоже теряла… Совсем девчонка. Ей сложнее, но именно она утешает меня сейчас.

– Наверное, невозможно испытывать что-то другое в подобной ситуации, – с горечью отзываюсь я.

– Уверена, что твой отец знал, что ты его любил и не хотел бы, чтобы его смерть оставила на тебе тяжелый отпечаток вины, – нежные пальчики ласково опускаются на татуировку. – Ангел – посланник добра и света. Он олицетворяет новый и правильный виток жизни, – с придыханием произносит Адалин, и наши взгляды снова встречаются в безмолвном понимании. Протянув руку, я ласково провожу по ее щеке.

– А что олицетворяет твоя? – негромко спрашиваю я, имея в виду выбитую на пояснице девушки татуировку. Раскрытые мужские ладони, в которые падает снежинка. Уникальный сюжет. Никогда ничего подобного не видел.

Адалин вновь меняется в лице, в глаза закрадывается неуловимая грусть, в уголках губ дрожит печаль.

– Она символизирует человека, который подарил мне жизнь, – туманно отвечает девушка и резко переходит на другую тему прежде, чем я успеваю задать следующий вопрос.

– Как насчет того, чтобы перебраться в постель? – с лукавой улыбкой кивает наверх, где располагаются спальни.

– Надеюсь не для того, чтобы спать?

– Даже не мечтай, – звонко смеется Адалин, выдергивая из-под меня покрывало и полностью заворачиваясь в него. – Догоняй, Викинг, – беспечно хохоча, улепетывает босыми ступнями к лестнице.

– Ну, держись, Снежинка. На это раз ты точно растаешь, – угрожаю я, вскакивая на ноги и бросаясь следом.

Рождественское утро

Викинг

– Пора вставать, соня, – сгребая девушку в охапку, шепчу в ухо безмятежно посапывающей Снежинке. – Ты пропустишь самое интересное, – прихватив нежную мочку, слегка прикусываю зубами, прижимаюсь к горячим ягодицам утренней эрекцией.

– Отстань, Лэндон, – ворчит спросонья Адалин, отпихивая меня локтем. – От этого «интересного» у меня все болит, – перевернувшись на спину, приоткрывает один глаз, недовольно хмурится и упирается ладошками в мои плечи, когда я склоняюсь к тонкой шейке, оставляя на коже жадный поцелуй. – Я не шучу, Лэнд. Дай, мне поспать хотя бы час. Упаковка для кекса все равно закончилась. А если сильно приспичило, сходи на мороз, гарантирую, что отпустит, – последнее произносит с ехидным смешком.