Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти - Виктор Бакин

И боль укутал мысли шелк:

Куда он шел, куда он шел,

К кому он шел, к кому он шел?

И где б ни сел мой самолет,

Меня в пустыне этой ждет

Мой друг, и ждет меня, пока

Моя палатка в облаках,

Моя палатка в облаках.

Есть люди, которые олицетворяют собой понятие «современный актер». Олег Даль был олицетворением этого понятия. Так же, как и Высоцкий. Их сравнить не с кем. Оба были пропитаны жизнью. Они сами ее сильно испытали. Даль так часто опускался, а потом так сильно возвышался. А ведь вся эта амплитуда остается в душе. То же самое и у Высоцкого. Это сказывалось и на образах…

Анатолий Эфрос

Утром 25 января 1981 года – в день рождения В. Высоцкого – Олег Даль сказал своей жене: «Мне снился Володя. Он меня зовет». – «Ничего, Олежечка… Он подождет…» – попыталась успокоить его Лиза.

Владимир Высоцкий и Олег Даль… Многие ставят эти имена рядом. Они встретились в фильме И. Хейфица, поставленном по чеховской «Дуэли». Хейфиц, чуткий и прозорливый художник, угадал их глубочайшую внутреннюю связь.

О том, как непросто было соединить в картине этих двух «плохих хороших» людей, рассказывает Елизавета Даль: «Хейфиц – человек осторожный вообще… вдруг такой фортель выкинул: взял Даля – человека, которому запрещено на «Ленфильме» сниматься, после того как он похлопал рукой по шляпе директора студии Киселева! И Высоцкого, который вообще везде был запрещенный! И вдруг Хейфиц берет этих двух – полный нонсенс! И мало того. Киселев ему говорит: «НЕТ!!!» Хейфиц едет к нему на дачу и уговаривает. Тот орет: «Или я – или Даль!» И Хейфиц говорит: «Ну… Даль… тогда». И на этом все кончается, потому что Иосиф Ефимович был тогда «шишкой» – секретарем правления Ленинградского отделения СК СССР. Так что он настоял на своем».

В фильме «Плохой хороший человек» четко прорисовались уже определившиеся темы. У Высоцкого – человека слабого в своей силе, у Даля – сильного в своей слабости. Они и в жизни были такими. Приземистый, крепкий Высоцкий вдруг обнажал в сверкающей улыбке зубы, а в глазах появлялось что-то детское, почти трогательное. И хрупкий, тонкий, изящный Даль с неприступным видом проходил после репетиций или спектакля мимо коллег. Одни видели в нем эталон актерского профессионализма, другие называли его гениальным дилетантом. Одни восхищались его удивительным жизнелюбием, другие вспоминали приступы черной меланхолии. Его постоянно мучило чувство собственной неудовлетворенности и самоедство. Аккуратизм в быту и организованность в работе соседствовали с глубокими и злыми запоями в полузнакомых компаниях.

Интересные воспоминания и сравнения этих неординарных личностей сделал режиссер Г. Полока в интервью В. Перевозчикову: “…сравнивать судьбу Высоцкого с судьбой Олега Даля – это форменное безобразие. Ведь Олег Даль имел счастливую официальную судьбу, он сыграл огромное количество ролей, и чаще всего главных… Даль почти всегда имел выбор из двух или трех ролей, работал с ведущими режиссерами… И главные роли он начал играть еще студентом. Представляете?! Разве можно сравнивать с Высоцким? Из театров Даль уходил, всегда хлопнув дверью, если что-нибудь делалось не так, как он хотел. И, в отличие от Володи, он был алкоголиком. Не пил он только последние два года, когда положение уже стало отчаянным. Когда он женился на Лизе Апраксиной, моей монтажнице… Это тот случай, когда вопреки официальной роскошной судьбе человек сам себе устроил трагедию. А Володя – в силу своей физиологии – просто не мог быть алкоголиком. Он был запойным человеком, но не алкоголиком, а это разные конституции. Володя раз или два в год «развязывал», пил несколько дней – это кончалось «скорой помощью»… И начинался долгий мучительный процесс «выхода»… У него были перерывы по два-три года. А ведь он мечтал о норме. «Я мечтаю, – говорил он мне, – чтобы выпить одну-две рюмки, как нормальный человек, и не входить после этого в «штопор». А вместо этого я полгода пью воду, и все это кончается взрывом»”.

И все же… Олег и Владимир не были приятелями на каждый день, общались редко, не дружили домами, но духовная связь между ними была прочнейшая. Они понимали, чувствовали друг друга. Их объединяли талант, способность выразить себя, несмотря на непонимание коллег, конфликты с режиссерами, запреты и окрики высокого начальства. Им и не везло как-то параллельно: одному – с кино, другому – с театром. Одному просто не давали сниматься, другого замалчивали, при каждой возможности наказывали. И, конечно же, обоим – никаких знаков официального признания. Для обоих двадцать лет жизни в искусстве были актом самосожжения, но ни одного ни другого не удостоили звания «заслуженного», хотя другие рядом и вокруг становились «народными» и лауреатами. Незадолго до смерти на концерте ведущий оговорился, назвав Даля «народным артистом». И Даль его тут же поправил: «Я не народный, я – инородный». Фильмы с их участием укладывали на полку, как «противоречащие принципам социалистического реализма». Очень сильно сыгранная Высоцким роль Бродского в «Интервенции» и одна из лучших ролей Даля – Зилов в фильме «Отпуск в сентябре» по пьесе А. Вампилова «Утиная охота» – были недоступны для зрителя до 1987 года. Даже в движении к смерти у обоих была какая-то дьявольская синхронность, и даже памятники ставились обоим в одно и то же время.

И. Хейфиц: «Олег очень любил Высоцкого. Он любил его как человека, любил, может быть, не его актерское творчество, но его личность, его поэзию, его песни. Никогда об этом прямо не говорил, но вот хотя бы по этой фразе: «После Володи останутся его песни…» – это становится ясно. Его смерть очень тяжело подействовала на Олега. И часто он повторял: «Ну вот, скоро и моя очередь пойти к Володе».

В январе 81-го Даль написал стихотворение – «В. Высоцкому. Брату»

Сейчас я вспоминаю…

Мы прощались… Навсегда.

Разорванность следа…

Начало мая…

Спотыкаюсь…

Слова, слова, слова.

Сорока бьет хвостом.

Снег опадает, обнажая

Нагую холодность ветвей,

И вот последняя глава

Пахнула розовым кустом,

Тоску и лживость обещая,

И умерла в груди моей,

Покой-покой…

И одиночество, и злоба,

И плачу я во сне и просыпаюсь…

Обида – серебристый месяц.

Клейменность – горя проба.

И снова каюсь. Каюсь. Каюсь.

Держа в руках разорванное сердце…

По словам очевидцев, видевших Даля на похоронах Высоцкого, он выглядел ужасно и твердил: «Ну вот, теперь моя очередь». М. Козаков вспоминает: «На похоронах Г. Волчек подошла ко мне и спросила на ухо: «Может, хоть это Олега остановит?» Не остановило…»

Л. Филатов: «Первые похороны, на которых я был, – Высоцкого. Тогда я сидел и ревел все время и сам же себя уговаривал: сколько можно, ведь он даже не друг мне. Мы были на ты, но всегда чувствовалась разница в возрасте, в статусе, в таланте, в чем угодно… И унять эти слезы я не мог. Ко мне подошел Олег Даль, который пережил Высоцкого на год. Он выглядел ужасно: трудно быть худее меня, нынешнего, но он был. Джинсы всегда в обтяжку, в дудочку, а тут – внутри джинсины будто не нога, а кость, все на нем висит, лицо желто-зеленого оттенка… Даль пытался меня утешить: да, страшно, но Бог нас оставил жить и надо жить. А мне было еще страшнее, когда я глядел на него…»