Вэйкенхерст - Мишель Пэйвер

Вот и все, что она в силах была ощутить: мутную серую жалость и печаль. Все стало серым, будто она жила в тумане.

* * *

Прошло несколько месяцев, а туман все не развеивался. Няня занималась Феликсом, и хотя мисс Бродстэрз вернулась в дом священника, она часто приходила и задавала Мод уроки.

Мод часами сидела одна в библиотеке за письменным столом — теперь это был ее стол. До смерти маман это показалось бы ей раем, но теперь она назначила сама себе наказание — не открывать ни одной книги.

Она усердно делала задания, завтракала, обедала и ужинала с Феликсом в дневной детской и чинно прогуливалась по подъездной дорожке и вдоль вязовой аллеи. Но на перелетных гусей она не смотрела и ночью из окна не выглядывала. И никогда-никогда не ходила по пешеходным мосткам на болото.

Наступил и прошел ее тринадцатый день рождения, потом годовщина смерти маман, потом праздник сбора урожая и Рождество. Отец не хотел нанимать экономку, и Мод со слугами справлялись сами. Со счетами никаких проблем не было — маман и так всегда требовалась помощь Мод, чтобы свести приход с расходом. Чтобы заказывать кухарке блюда для отца, Мод использовала меню, которые нашла в письменном столе матери. Они были написаны на бумаге цвета слоновой кости изящным почерком маман, явно иностранным на вид, и пахли фиалками. Мод переписала их в тетрадку, чтобы носить к кухарке, а оригиналы спрятала в своем ящике для носовых платков.

Интересно, думала Мод, почему слуги так легко плачут, а у нее совсем это не получается.

* * *

В канун Крещения Мод проснулась от того, что у нее болел живот. Между ногами было что-то липкое. Мод зажгла свечу, отбросила одеяло и увидела красное пятно на простыне. Она закричала.

Няня вбежала в комнату и била ее по щекам, пока она не перестала кричать. Няня сказала, что кровь — это «гости». Они будут приходить каждый месяц, и в это время Мод нельзя заходить на кухню, а то мясо стухнет и вино прокиснет. А еще ни в коем случае нельзя мыться, пока у тебя «гости», а то точно умрешь.

Мисс Бродстэрз называла это по-другому — «проклятие старой девы» или «друг замужней женщины». Она дала Мод подушечку с опилками и холщовую сбрую, чтобы удерживать эту подушечку между ногами.

— Но откуда это берется? — спросила Мод.

Лошадиное лицо мисс Бродстэрз залилось краской.

— Такие вещи не принято обсуждать, дорогая. Я так понимаю, дело в том, что девочки растут быстрее мальчиков, так что им надо избавляться от… э-э-э… излишков.

Мод ненавидела то, что с ней происходило. Она ненавидела свою выросшую грудь и волосы между ногами. Она не знала, нормально ли, когда вот так растут волосы, но стеснялась спросить.

К счастью, отец ничего не замечал; но мисс Бродстэрз робко напомнила ему, что Мод скоро четырнадцать, он написал кому-то и нанял гувернантку, мисс Ларк, которая должна была приехать после Пасхи.

Четырнадцать? Как это случилось? В сером тумане один день был похож на другой.

Во всяком случае, до возвращения Болтушки.

* * *

Одним ветреным мартовским утром в начале Великого поста Мод работала за письменным столом. Сегодняшнее задание было труднее обычного — реферат книги по средневековой истории. Речь шла о пятнадцатом веке, том самом столетии, которым занимался отец, поэтому Мод хотела все сделать правильно.

Огонь в камине зашипел, дождь снаружи прекратился. Мод подняла голову — и увидела, как Болтушка покачивается на колодезном ведре, двигая хвостом, чтобы сохранить равновесие.

Мод о ней не забыла, но Болтушка для нее осталась в том мире, что был раньше. Глядя на то, как сорока перелетает на стену и уверенными движениями чистит клюв о мох, она гадала, помнит ли Болтушка тот день четыре года назад, когда она чуть не утонула.

Или это вообще не она?

Птица будто почувствовала, о чем думает Мод. Она изящно спланировала на газон и приземлилась как раз напротив того окна, за которым сидела Мод. В этот момент тучи разошлись, и солнечный свет превратил сороку в птицу с витража, пламенеющую сапфирами, изумрудами и аметистами. Мод увидела серый шрам у нее на ноге. Черные глаза сороки в упор взглянули на нее. «Это я, не сомневайся».

Помнит ли птица, что Мод ее спасла? Или она помнит только ужас от падения в колодец, а может, даже винит в этом Мод?

Болтушка улетела в сторону сада, издав знакомый скрипучий крик, а Мод смотрела, как она летит, и что-то внутри нее изменилось. Серый туман рассеялся. Она снова способна была чувствовать.

И она хотела вернуть Болтушку.

* * *

Справа от французских окон были заросли лавровишни, закрывавшие вид на конюшни. В развилке ближайшего куста Мод спрятала корочку сыра.

Через десять минут корочки уже не было. Она не видела, как Болтушка ее забрала, но она знала, что это Болтушка, она заметила, как мелькнули ее крылья, когда она мчалась прочь, чтобы скрыться в ветвях яблони.

Возможно, на то, чтобы обрести ее доверие, уйдут недели, но Мод эта задача только радовала. Она не стремилась приручить Болтушку. Она просто хотела, чтобы дикий свободный дух птицы стал к ней немного ближе.

Мод продолжала оставлять еду для Болтушки, каждый раз в той же самой развилке той же самой лавровишни и всегда в одно и то же время: после завтрака, а потом еще раз после чая. Болтушка действовала хитро и быстро, она терпеть не могла, когда за ней следят. Когда Мод сидела за письменным столом, она прилетала, только если Мод не поднимала головы от работы. Ей никогда не удавалось углядеть Болтушку хотя бы краешком глаза, и неважно, насколько осторожно она поворачивалась, птица каждый раз успевала улететь. Если Мод пряталась за шторами или прислушивалась у приоткрытого французского окна, результат был тот же самый. Сорока оказывалась хитрее — она ускользала из вида с насмешливой легкостью, и Мод успевала только заметить, как раскачиваются ветки, которые потревожила пролетавшая птица.

Мод послала Дейзи купить в деревне зеркало и поставила его на письменный стол под углом, чтобы незаметно следить за Болтушкой. Тот день, когда у нее наконец получилось, когда она заметила, как сорока подлетела к кусту, а потом упорхнула прочь с сыром, стал для нее незабываемым.

Болтушка подлетала и улетала так быстро, что Мод приходилось все время смотреть в зеркало, иначе бы она ее упустила.