Весь мир театр - Борис Акунин

Трудновато было вообразить за этаким занятием, например,царственную Василису Прокофьевну. И «резонер» при всей своей сардоничности врядли стал бы пачкаться – слишком почтенен. Спокойно можно исключить Простакова.Кокетливая субретка Клубникина не стала бы брать своими розовыми пальчикамирептилию. Труффальдино-Ловчилин? Налить клея в калошу режиссеру – такоехулиганство, пожалуй, в его духе, но для пакости с ядовитой змеей требуетсяособенная злобность натуры. Здесь чувствуется неистовая, патологическаяненависть. Или столь же испепеляющая зависть.

Вот госпожу Лисицкую с ее кривым ртом и ушами летучей мышизапросто можно представить заклинательницей змей. Или господина Мефистова с егонелюбовью к «смазливым мордашкам»…

Вдруг Фандорин спохватился, что невольно попался на удочкухитроумного Ноя Ноевича: спутал живых людей с актерскими амплуа. То-то иполучилось, что главными подозреваемыми выходят «злодей» со «злодейкой».

Нет, первыми впечатлениями руководствоваться нельзя. Лучшепока вообще подождать с выводами. В этом мире все не такое, каким кажется. Всёпритворное, ненастоящее.

Надо приглядеться лучше. Актеры не похожи на обычных людей.То есть именно что похожи, но на самом деле это, возможно, некий особенныйподвид homo sapiens, обладающий своими специфическими повадками.

Как раз представилась и возможность продолжить наблюдения –Андрей Гордеевич Шустров начал произносить речь.

Речь предпринимателя была под стать облику – сухая, точная,лишенная каких бы то ни было излишеств. Шустров будто читал наизусть меморандумили реляцию. Это ощущение усугублялось из-за манеры излагать соображения в виденумерованных тезисов. Эраст Петрович и сам нередко прибегал к похожему методудля большей ясности умопостроений, но в устах покровителя искусств цифирьзвучала странновато.

– Пункт первый, – начал Андрей Гордеевич, обращаясь кпотолку, словно прозревал грядущее. – В двадцатом столетии зрелища перестанутбыть полем деятельности антрепренеров, импресарио и прочих одиночек, аразвернутся в огромную высокоприбыльную индустрию. Кто из промышленников раньшеэто поймет и умнее развернется, тот и займет господствующие позиции.

Пункт второй. Именно с этой целью я и мой компаньон мсьеСимон год назад создали «Театрально-кинематографическую компанию», где я взялна себя театральное направление, а он кинематографическое. На нынешнем этапемсье Симон подыскивает киносъемщиков и договаривается с прокатчиками, закупаетаппаратуру, строит кинофабрику, арендует электротеатры. Он учился всему этому вПариже на студии «Гомон». Я же тем временем помогаю вашему театру прославитьсяна всю Россию.

Пункт третий. Я решил сделать ставку на господина Штерна,потому что вижу в нем огромный потенциал, идеально подходящий для моегопроекта. Теория Ноя Ноевича о соединении искусства с сенсационностьюпредставляется мне стопроцентно верной.

Пункт четвертый. О том, как мы с компаньоном намерены соединитьсферы нашей деятельности, я расскажу вам во время нашей следующей встречи.Кое-что наверняка покажется вам непривычным, даже тревожным. Поэтому сначаламне бы хотелось заслужить ваше доверие. Вы должны понять, что мои и вашиинтересы полностью совпадают. И это приводит нас к пятому, заключительномупункту.

Итак, пункт пятый. Я заявляю со всей ответственностью, чтоподдержка «Ноева ковчега» для меня не прихоть и не временный каприз. Возможно,кому-то из вас показалось странным, что я обеспечиваю театр всем необходимым,при этом не покушаясь на вашу выручку – кажется, весьма значительную…

– Благодетель вы наш! – воскликнул Ной Ноевич. – Нигде вЕвропе актеры не получают такого жалованья, как в нашем, то есть вашем театре!

Зашумели и остальные. Шустров терпеливо дождался, покаблагодарственный гул утихнет, и продолжил фразу там, где она была прервана:

– …весьма значительную и, полагаю, еще не достигшую своегомаксимума. Обещаю всем вам, дамы и господа, что, связав свою судьбу с«Театрально-кинематографической компанией», вы навсегда забудете о финансовыхтрудностях, с которыми приходится сталкиваться обычным актерам… – Сноваоживление, прочувствованные возгласы, даже рукоплескания. – …А артисты первогоплана сделаются весьма и весьма состоятельны.

– Ведите в бой, отец-командир! – вскричал премьер Смарагдов.– А уж мы за вами в огонь и в воду!

– …И в доказательство серьезности моих намерений – это,собственно, и есть пятый пункт – я хочу предпринять шаг, который навсегдаобеспечит экономическую независимость «Ноева ковчега». Сегодня я сделал в банкевклад на триста тысяч, процент с которого будет поступать в вашу пользу. Взятьэти деньги обратно мне или моим наследникам невозможно. Если вы решите со мнойрасстаться, капитал все равно останется в коллективном владении театра. Если яумру, ваша самостоятельность все равно будет гарантирована. У меня всё.Благодарю…

Щедрого жертвователя приветствовали стоя, с криками, слезамии лобзаниями, которые Шустров невозмутимо снес, вежливо благодаря каждого лобызающего.

– Тише, тише! – надрывался Штерн. – У меня предложение!Слушайте же!

К нему повернулись.

Срывающимся от чувств голосом режиссер объявил:

– Предлагаю сделать запись в «Скрижалях»! Это историческийдень, дамы и господа! Давайте так и запишем: сегодня «Ноев ковчег» обрелистинную независимость.

– И будем отмечать каждое шестое сентября как Деньнезависимости! – подхватила Альтаирская.

– Ура! Браво! – закричали все.

А Шустров задал вопрос, возникший и у Фандорина:

– Что это – «Скрижали»?

– Так называется наша священная книга, молитвенниктеатрального искусства, – объяснил Штерн. – Настоящий театр немыслим безтрадиций, без ритуала. Например, после спектакля мы непременно выпиваем побокалу шампанского и я провожу разбор игры каждого артиста. В день нашегодебюта мы решили, что будем регистрировать все важные события, свершения,триумфы и открытия в особом альбоме под названием «Скрижали». Каждый из актеровимеет право записать там свои озарения и высокие мысли, касающиеся ремесла. О,там очень много ценного! Когда-нибудь наши «Скрижали» будут изданы в видекниги, ее переведут на множество языков! Вася, дай-ка.