Особые поручения: Пиковый валет - Борис Акунин

На всем белом свете не было человеканесчастнее Анисия Тюльпанова. Ну, может, только где-нибудь в черной Африке илитам Патагонии, а ближе — навряд ли.

Судите сами. Во-первых, имечко — Анисий.Видели вы когда-нибудь, чтобы благородного человека, камер-юнкера или хотя быстолоначальника звали Анисием? Так сразу и тянет лампадным маслицем, крапивнымпоповским семенем.

А фамилия! Смех, да и только. Досталосьзлосчастное семейное прозвание от прадеда, деревенского дьячка. Когда анисиевродоначальник обучался в семинарии, отец благочинный задумал менятьнеблагозвучные фамилии будущих церковных служителей на богоугодные. Дляпростоты и удобства один год именовал бурсаков сплошь по церковным праздникам,другой год по фруктам, а на прадеда цветочный год пришелся: кто стал Гиацинтов,Бальзаминов, кто Лютиков. Семинарию пращур не закончил, а фамилию дурацкуюпотомкам передал. Хорошо еще Тюльпановым нарекли, а не каким-нибудь Одуванчиковым.

Да что прозвание! А внешность? Перво-напервоуши: выпятились в стороны, словно ручки на ночном горшке. Примнешь картузом –своевольничают, так и норовят вылезти и торчат, будто шапку подпирают. Слишкомуж упругие, хрящеватые.

Раньше, бывало, Анисий подолгу крутился передзеркалом. И так повернется, и этак, пустит длинные, специально отращенныеволоса на две стороны, свое лопоушие прикрыть – вроде и получше, по крайнеймере на время. Но как по всей личности прыщи повылезали (а тому уже третий год),Тюльпанов зеркало на чердак убрал, потому что смотреть на свою мерзкую рожустало ему окончательно невмоготу.

Вставал Анисий на службу ни свет ни заря, позимнему времени считай еще ночью. Путь-то неблизкий. Домик, доставшийся оттятеньки-дьякона, располагался на огородах Покровского монастыря, у самойСпасской заставы. По Пустой улице, через Таганку, мимо недоброй Хитровки, наслужбу в Жандармское управление было Анисию целый час быстрого ходу. А если,как нынче, приморозит, да дорогу гололедом прихватит, то совсем беда – в драныхштиблетах и худой шинелишке не больно авантажно выходило. Наклацаешься зубами,помянешь и лучшие времена, и беззаботное отрочество, и маменьку, царствие ейнебесное.

В прошлом году, когда Анисий в филерыпоступил, куда как легче было. Жалование – восемнадцать целковых, плюс доплатаза сверхурочные, да за ночные, да, бывало, еще разъездные подкидывали. Иной раздо тридцати пяти рубликов в месяц набегало. Но не удержался Тюльпанов,бессчастный человек, на хорошей, хлебной должности. Признан самимподполковником Сверчинским агентом бесперспективным и вообще слюнтяем. Сначалабыл уличен в том, что покинул наблюдательный пост (как же было не покинуть,домой не заскочить, если сестра Сонька с самого утра некормленая?). А потом ещехуже вышло, упустил Анисий опасную революционерку. Стоял он во время операциипо захвату конспиративной квартиры на заднем дворе, у черного хода. На всякийслучай, для подстраховки – по молодости лет не допускали Тюльпанова к самомузадержанию. И надо же так случиться, что арестовальщики, опытные волкодавы,мастера своего дела, упустили одну студенточку. Видит Анисий – бежит на негобарышня в очочках, и лицо у ней такой напуганное, отчаянное. Крикнул он«Стой!», а хватать не решился – больно тоненькие руки были у барышни. И стоял,как истукан, смотрел ей вслед. Даже в свисток не свистнул.

За это вопиющее упущение хотели Тюльпановавовсе со службы турнуть, но сжалилось начальство над сиротой, разжаловало врассыльные. Состоял теперь Анисий на должности мелкой, для образованногочеловека, пять классов реального окончившего, даже постыдной. И, главное,совершенно безнадежной. Так и пробегаешь всю жизнь жалким ярыжкой, не выслуживклассного чина.

Ставить на себе крест в двадцать лет всякомугорько, но даже и не в честолюбии дело. Поживите на двенадцать с полтиной,попробуйте. Самому-то не так много и надо, а Соньке ведь не объяснишь, что умладшего брата карьера не сложилась. Ей и маслица хочется, и творожку, иконфеткой когда-никогда надо побаловать. А дрова нынче, печку топить, – потри рубля сажень. Сонька даром что идиотка, а мычит, когда холодно, плачет.

Анисий перед тем, как из дому выскочить, успелпеременить сестре мокрое. Она разлепила маленькие, поросячьи глазки, сонноулыбнулась брату и пролепетала: «Нисий, Нисий».

– Тихо тут сиди, дура, не балуй, – снапускной суровостью наказал ей Анисий, ворочая тяжелое, горячее со сна тело.На стол положил обговоренный гривенник, для соседки Сычихи, котораяприглядывала за убогой. Наскоро сжевал черствый калач, запил холодным молоком,и все, пора в темень, вьюгу.

Семеня по заснеженному пустырю к Таганке ипоминутно оскальзываясь, Тюльпанов сильно себя жалел. Мало того что нищ,некрасив и бесталанен, так еще Сонька эта, хомут на всю жизнь. Обреченный ончеловек, не будет у него никогда ни жены, ни детей, ни уютного дома.

Пробегая мимо церкви Всех Скорбящих, привычноперекрестился на подсвеченную лампадой икону Божьей Матери. Любил Анисий этуикону с детства: не в тепле и сухости висит, а прямо на стене, на семи ветрах,только от дождей и снегов козыречком прикрыта, и сверху крест деревянный.Огонек малый, неугасимый, в стеклянном колпаке горящий, издалека видать. Хорошоэто, особенно когда из тьмы, холода и ветряного завывания смотришь.

Что это там белеет, над крестом?

Белая голубка! Сидит, клювом крылышки чистит,и вьюга ей нипочем. По верной примете, на которые покойная маменька былавеликая знательница, белая голубка на кресте – к счастью и нежданной радости.Откуда только счастью-то взяться?

Поземка так и вилась по земле. Ох, холодно.

* * *

Но служебный день у Анисия нынче и в самомделе начался куда как неплохо. Можно сказать, повезло Тюльпанову. Егор Семеныч,коллежский регистратор, что ведал рассылом, покосился на неубедительнуюанисиеву шинельку, покачал седой башкой и дал хорошее задание, теплое. Небегать в сто концов по бескрайнему, продуваемому ветрами городу, а всего лишьдоставить папку с донесениями и документами его высокоблагородию господинуЭрасту Петровичу Фандорину, чиновнику особых поручений при его сиятельствегенерал-губернаторе. Доставить и ждать, не будет ли от господина надворногосоветника обратной корреспонденции.

Это ничего, это можно. Анисий духом воспрял ипапку вмиг доставил, даже и подмерзнуть не успел. Квартировал господин Фандоринблизехонько – тут же, на Малой Никитской, в собственном флигеле при усадьбебарона фон Эверт-Колокольцева.