Ячейка 402 - Татьяна Дагович

Они еле нашли, где припарковаться. В центре города – не протолкнуться. Кое-где возвышались украшенные шарами концертные площадки. На одной выступал самодеятельный ансамбль в национальных костюмах. Зрители – ветераны с медалями, где набралось столько живых… В уголке худая женщина с девочками-близнецами в красных лаковых туфлях. Люба хотела остановиться, но толпа увлекала её с Жорой дальше, к переулкам, где тусовались подростки. Пахло вином. Они хотели выйти на набережную, чтобы посмотреть «шоу поющих фонтанов». Играл оркестр, заглушённый непрерывным гулом голосов.

– Как душно, боже мой, – покачала головой Люба. – Открытое пространство – и душно.

Только она сказала это, как начала задыхаться в самом деле, и опять вспомнилась попрошайка со спутанными волосами. Крепче сжала руку спутника.

– Идём! – Она кивнула головой и выскользнула из движущейся людской массы в магазинчик одежды. Георгий зашёл за ней. Зазвенели колокольчики на двери.

То ли кондиционированный воздух вернул её в норму, то ли ряды вешалок отвлекли от дыхания – Люба оживилась и занялась ассортиментом. Георгий сел в кресло, меланхолично улыбнулся и кивнул предложившей кофе продавщице.

С тройкой вешалок Люба спряталась в примерочной. Минут через десять она забыла о Жоре. Вежливо отказывалась от услуг консультантов, щупала ткань, проверяла швы, рассматривала вещи с расстояния, вытянув руку. Между бровями появилась маленькая серьёзная морщинка. Что примеряла – не демонстрировала, совета не спрашивала.

Георгий тем временем задремал в кресле.

Ущипнула его за щёку, он повертел головой, стряхивая сонливость, и сказал извиняющимся тоном:

– Опять полночи работал.

– Ну-ну.

– До свидания, заходите ещё, – улыбались вслед куклы-продавцы.

Люба критично посмотрела на чек. Жора заглянул в кулёк, сдавленно усмехнулся.

– Что-то не так?

– Почему, всё так. Кстати, о работе…

– Что, уже должен идти? Тебе во сне позвонили?!

– Нет, сегодня я целый день с тобой. Но мне скоро нужно будет в длительную командировку.

– Длительную – это как? И когда – скоро?

– Если бы я сам знал! Месяц… Два…

– А куда – опять не моё дело? Как всегда?

– Объяснять долго. Я больше дня в одном месте не задержусь.

– Вокруг света за восемьдесят дней… Ладно… Я как раз о твоей работе хотела тебе что-то сказать. Или не о работе… Сама не знаю. Ко мне недавно нищие привязались…

– Какие нищие?! Где?!

– Возле вокзала… И они о тебе говорили.

– Ты что, одна была? Что ты там одна делала? Вот так, стоит уехать на день… Старайся быть осторожной, хорошо? Ты же знаешь, чем это всё может закончиться.

– Я просто хотела немного пешком пройтись… Подняться по проспекту. А они привязались… Они твоё имя знали.

– Эта цыганча первое попавшееся имя называет, ты как маленькая! С ними нельзя заговаривать… Тебе с твоим голоском точно. Отворачивайся и уходи, быстро уходи, будто их нет. Ясно?

– Да не собиралась я с ней говорить. Что ты, что мама… В чём я виновата? Если мне что-то говорят…

Шоу с фонтанами началось. Он ловко провёл её через толпу. Музыку глушили разговоры, зато были канатоходцы, акробаты, водные лыжи, фейерверки. Всем, кто стоял рядом, нравилось, но у Любы настроение было испорчено, и она не скрывала недовольства, которое усиливалось давней затаённой неудовлетворённостью. По окончании шоу они какое-то время циркулировали в тесноте, потом отделились и попали в ресторан.

Возвращались после салюта. Захотелось проехаться по городу, полюбоваться огнями. Жора остановил на одной из боковых улиц, заглушил двигатель, но выходить из машины не стал. Он смотрел наверх, на одно из освещённых окон. Недовольство на Любином лице сменилось неуверенностью, почти страхом. Тем паче когда он забормотал еле слышно:

– Устают все.

– Почему мы стоим?

– Поехали.

* * *

Новые сны:

Кошка царапает когтями промёрзшую землю. Оголтело мяучит. Кошка продолжает царапать свой живот.

Это не кошка, а ты. Падаешь на ковёр. Мяучишь.

Неосвещённый автобус движется через мост. Мимолётный взгляд в окно – под мостом нет воды, чёрная пустота. Колёса подпрыгивают на неровностях. Из-под них летят камни, потому что мост расшатывается. И разрывается.

Спальня детского дома. С потолков стекает тёплая вода с побелкой. Дети кричат.

Кошка не прекращает царапать, она не может не…

… Лиля на страницу перевернула свой кофе, кофе был горячий, она ошпарилась, выругалась. Без заботы захлопнула мокрую книгу и не стала читать продолжения. Книга называлась «Государство».

Женщины расположились на балконе. Стандартный квартирный балкон с деревянными стенами и полом, с полузасохшими растениями. Два заляпанных старыми дождями шезлонга с трудом умещались, но Лиля смогла втиснуть ещё пару табуретов, на которые они ставили питьё, еду, складывали книги и газеты. Время от времени Анна поглядывала на растрёпанные верёвки для сушки белья. В углу, на последней повис забытый лифчик, совсем не летний, плотный, а за ним сбились потемневшие деревянные прищепки.

Самим нравилась дразнящая двойственность: будучи фактически снаружи, и высоко, и в открытом воздухе, они были, тем не менее, в квартире, защищены, неприкосновенны и неуязвимы – для уполномоченных духов. Анна не придала значения инциденту с кофе. Она была слишком занята тем, что разглядывала рисунок на обложке книги Франца Кафки.

– Это же надо, есть люди, которые боятся высоты, – Лиля резко поднялась с шезлонга и перегнулась с балкона вниз. По её ноге, на удивление загорелой в сравнении с лицом, покрытой тонюсенькими волосками, ползла жидкая кофейная полоска.

– …

– Не потому, что боятся упасть: они боятся поверить, что воздух не отличается от воды. Оттолкнуться от этой балконной загородочки, как от бортика бассейна, и поплыть. Над деревьями, над качелями, прямо к балкону соседнего дома, или дальше, до гаражей. Вот так, рукой только – раз… А знаешь, я думаю, если мы так попробуем – у нас должно получиться, потому что мы в квартире. А не в пещере. Платон писал, что люди – словно в пещере, лицом к стене, наблюдают тени караванов, слушают эхо. И думают, что тени и есть реальность, и стоит выйти из пещеры, чтобы узнать правду. Но это немножко болезненно с непривычки, но ничего, а тайна в том, что Платон только прикидывался, а сам он из пещеры не вышел, не потому что не мог – испугался. А мы с тобой вышли, и потому так пусто, и солнце так режет глаза, и так хочется назад, к людям, потому что тени ничем не хуже отражённых от предметов лучей, создающих цвет и форму. Но в пещере хоть поговорить есть с кем, но теперь мы есть друг у друга, и я всё-таки попробую оттолкнуться…