Афган - Родрик Брейтвейт

По мере обострения ситуации в Афганистане и роста сопротивления коммунистическому режиму споры внутри правящей фракции «Хальк» приобрели особенно скверный характер. Амин сосредоточил в своих руках еще больше власти. К началу лета он занимал ключевые должности и в партии, и в государстве. Он был членом Политбюро и секретарем ЦК, премьер-министром и заместителем председателя Высшего совета обороны. Он отдал своим родственникам и доверенным людям ключевые посты в армии и спецслужбах. Интригами он добился назначения своего зятя полковника Мухаммеда Якуба начальником Генштаба. И он делал все возможное, чтобы подорвать позиции своего номинального руководителя, президента Тараки, открыто обвинив его на Политбюро в пренебрежении обязанностями.

Двадцать восьмого июля Амин сместил с должности нескольких членов кабинета, которых считал препятствиями к удовлетворению своих амбиций, в том числе министра обороны полковника Ватанджара и министра внутренних дел майора Маздурьяра. Он сам возглавил Министерство обороны и начал отсылать офицеров и подразделения, которым не доверял, подальше от столицы.

Тогда и сформировалась оппозиция Амину (позднее он окрестил ее «бандой четырех»): Ватанджар, Маздурьяр, бывший главы секретной службы Асадулла Сарвари и министр связи Гулябзой. Все — бывшие офицеры, участвовавшие в заговорах против короля в 1973 году и против Дауда в 1978 году. Они обратились к Тараки за поддержкой, но не получили ее. Амин пожаловался на них Тараки: они, мол, распространяют ложные слухи о нем и дискредитируют его в глазах иностранцев. Глава Управления по защите интересов Афганистана (АГСА) Ахмад Акбари, кузен Амина, рассказал ему в конце августа, что Тараки готовит против него террористический акт.

Первого сентября КГБ направил в ЦК записку с некоторыми вариантами действий. Правительство Амина и Тараки, писали аналитики, теряет свой авторитет. Вражда афганского народа к Советскому Союзу растет. Тараки и Амин игнорируют рекомендации советских представителей по расширению политической и социальной базы режима и по-прежнему уверены, что внутренние проблемы можно решить с помощью военной силы и масштабного террора. Поскольку движущей силой этой политики является Амин, следует найти способ отстранить его от власти. Вероятно, идея смещения Амина тогда впервые формально прозвучала на высшем уровне.

В записке КГБ говорилось, что Тараки нужно убедить создать демократическое коалиционное правительство. НДПА (и «парчамисты», ныне снятые с государственных постов) должна сохранить свою ведущую роль. В то же время «патриотически настроенное» духовенство, представителей национальных меньшинств и интеллигенцию тоже следует привлечь к руководству страной. Несправедливо осужденных людей, в том числе представителей фракции «Парчам», следует освободить. Кроме того, необходимо подготовить и держать в резерве альтернативное правительство с членами НДПА. К планированию целесообразно привлечь Бабрака Кармаля, находившегося в изгнании. Примерно такой план Советы и начали воплощать в жизнь в декабре.

С этого момента главным органом, принимающим решения по афганским вопросам, стал комитет Политбюро по Афганистану: Громыко, Андропов, Устинов и Пономарев. Они регулярно проводили совещания, нередко с участием советских представителей в Кабуле. Скорость принятия решений сильно выросла. Аналитические документы и рекомендации МИД, КГБ, Минобороны и Международным отделом ЦК КПСС передавались в комитет, а тот выносил предложения на рассмотрение Политбюро. Нечего и говорить, что процедуры координации между ведомствами, как и в правительствах других стран, в теории были четкими, но работали не так уж здорово. Ведомства были на ножах друг с другом, а тщательные, хотя порой и противоречащие друг другу выводы и рекомендации, выдвигаемые осторожными чиновниками, нередко оставались без внимания или отвергались: у руководства были свои соображения.

У КГБ имелись: долгий опыт работы в Афганистане, множество тайных контактов в стране и собственные представления о ситуацией. Во многих отношениях комитет был ведущим советским ведомством. КГБ ставил на «Парчам» и зачастую выражал взгляды этой фракции, хотя она объединяла всего полторы тысячи из пятнадцати тысяч членов НДПА. Остальные партийцы, а также большинство афганских офицеров-коммунистов, дружбы с которыми искал Амин, принадлежали к фракции «Хальк». Стали расти противоречия между КГБ, который в итоге пришел к выводу, что Амина следует заменить своим человеком — лидером «Парчам» Бабраком Кармалем, и советскими военными, готовыми сосуществовать с Амином и уверенными, что главное — это сохранение поддержки «Хальк» в армейской среде. Многие из афганских офицеров обучались в СССР и наладили хорошие контакты с русскими коллегами. Разногласия усугублялись плохими личными отношениями между высшими офицерами КГБ и армии и давним соперничеством КГБ и армейской разведки — ГРУ. Из-за этой вражды страдал процесс разработки и исполнения политических решений в СССР (в том числе решения о вторжении в Афганистан и координации последующих действий). Афганские руководители, естественно, пользовались этими разногласиями.

Артем Боровик, один из первых журналистов, рассказавших советскому народу о том, что происходит в Афганистане, объяснял: «Одна из проблем, которую мы так и не смогли решить во время войны в Афганистане, заключалась, на мой взгляд, в том, что там не было единого центра управления представительствами наших суперминистерств — КГБ, МИД, МВД и Минобороны. Шефы этих представительств зачастую действовали сепаратно, слали в Москву разношерстную информацию, получали оттуда директивы, которые иной раз противоречили друг другу. По идее, именно наш посол должен был объединить под своим руководством все четыре представительства. Однако этого не произошло по той, видимо, причине, что послы СССР в Кабуле менялись слишком часто, не успевая толком войти в курс дела. После Табеева приехал Можаев, за ним Егорычев, дальше — Воронцов. И все это — за два года. Из них лишь Юлий Воронцов был профессиональным дипломатом, имевшим значительный опыт работы на Востоке. Остальные же сделали карьеру в партийном аппарате и не имели востоковедческого образования».

Подобная дезорганизация не была чем-то уникальным: в 1966 году американская миссия в Сайгоне провалилась вследствие слишком быстрого наращивания, давления, частых кадровых перестановок, отсутствия сильных лидеров и усталости войск. Американцы взяли на себя бессрочное обязательство, которое, как выразился один чиновник, могло «невольно, против нашего желания, втянуть нас в странного рода “революционный колониализм” — наши цели “революционны”, наши средства квазиколониальны». (Примерно то же можно сказать о силах коалиции, вступивших в Кабул сорок лет спустя.)

В стране разразился полномасштабный кризис. Тараки планировал вылететь из Кабула в Гавану, на встречу глав Движения неприсоединения. КГБ предупредил его, что в это время покидать Кабул нельзя — в его отсутствие Амин может сделать свой ход. Тараки проигнорировал предупреждения и улетел 1 сентября. Его делегация почти целиком состояла из людей, имевших конфиденциальные связи с Амином. Особенно стоит отметить майора С. Д. Таруна, личного адъютанта Тараки, который сыграл неоднозначную (и роковую для себя) роль в событиях следующих двух недель.