Латунное сердечко, или У правды короткие ноги - Герберт Розендорфер

Кессель часто вспоминал о Юлии все эти годы. Для этого ему достаточно было самого малейшего намека – услышать ее имя или имя ребенка, увидеть платье, похожее на те, что она носила, или машину с номером ее города. Но чтобы увидеть Юлию просто так, без всякого повода, как сегодня? Такого с ним еще не бывало. Он вспомнил «Историю доктора Джекиля и мистера Хайда», тот первый тревожный сигнал, который заставил доктора Джекиля заподозрить, что с ним впервые произошло нечто такое, о чем он сам и понятия не имел. Возможно, и для него это неожиданное воспоминание о Юлии – такой же тревожный сигнал? Но к чему он, к добру или к худу?

Кессель медленно преодолел три ступеньки, отделявшие дверь бара от тротуара. Часы на колокольне церкви Дома престарелых пробили один раз. Кессель поднял голову и посмотрел на них: четверть двенадцатого. Кессель подошел к дому, где жила турчанка, и постучал в ставень окна, которое по его расчетам принадлежало гостиной.

– Это ты, Кессель? – послышался изнутри голос Швальбе.

– Я, – ответил Кессель, – Уже четверть двенадцатого.

– Да ты что? – вскричал Швальбе – Вот черт!

Турчанка издала долгий стон.

– Сейчас иду! – крикнул Швальбе.

– Эй, старик, – негромко сказал Кессель, придвинув голову к ставню, – не забудь про тысячу марок.

– Не слышу! – крикнул Швальбе – Ты заходи!

Когда через несколько минут Швальбе открыл ему дверь, он был уже почти одет. Турчанка лежала нагишом на диване, время от времени издавая стоны.

– Я насчет тысячи марок, – напомнил Кессель.

Швальбе присел на стул, чтобы надеть ботинки.

– Ах, это, – наконец сказал он – У меня с собой столько нет.

– Деньги мне нужны завтра, – объяснил Кессель.

– Я дам тебе чек.

– Завтра банки закрыты. Мы уезжаем во Францию.

– Но у меня нет с собой тысячи марок.

– А дома?

– Дома есть.

– Ну, вот видишь. Я поеду с тобой, и ты…

– А как ты доберешься от меня до своего Фюрстенрида? Ночью? Хотя можно такси взять.

– А может, ты меня отвезешь? В шахматы я ведь с тобой сыграл, в конце концов. А такси обойдется марок в сорок.

– Очень мило с твоей стороны, – начал Швальбе, – что ты бережешь мои деньги. Но: если я тебя повезу, как я объясню это своей жене?

– А это-то зачем объяснять?

– Она не поверит.

– Но это же правда!

– Она верит только, когда ей лгут.

– Ну, во всяком случае деньги мне нужны позарез, и ты мне их обещал.

Это было не совсем так, потому что Швальбе все время говорил только: «посмотрим». Но Кессель произнес это с таким нажимом, что Швальбе не посмел возразить, и получилось, что он вроде как действительно обещал.

Турчанка перестала стонать, перевернулась на живот и начала прислушиваться к разговору. Она не сразу поняла, в чем дело, и Швальбе в нескольких простых словах объяснил ей. Турчанка вскочила и заявила, что это вообще не проблема: Кесселя отвезет она.

Ее предложение было с благодарностью принято.

Пока Швальбе завязывал галстук, турчанка обтиралась портьерой. Зрелище было, конечно, шикарное, но Кесселя, перед глазами у которого все еще стоял образ Юлии, к тому же он чувствовал себя совершенно разбитым, оно нисколько не заинтересовало. Затем турчанка прямо так, без белья, натянула узкие черные брюки, надела сапоги и вышла в соседнюю комнату. Вернулась она в полном облачении мотоциклиста, включая кожаную куртку, шлем и широкий пояс с металлическими заклепками.

– Она что, на мотоцикле ездит? – удивился Кессель.

– Как видишь, – ухмыльнулся Швальбе.

От площади Луизы Киссельбах до дома в Швабинге, где жил Швальбе, тяжелый мотоцикл турчанки рокотал вслед за фиолетовым лимузином. Швальбе попросил турчанку подождать, подвел Кесселя к дому и поднялся к себе. Через несколько минут Швальбе вышел снова и вручил Кесселю деньги.

– И когда ты мне их вернешь? – спросил Швальбе.

– Я возвращаюсь в конце августа, – сообщил Кессель, – К тому времени радио заплатит за мой материал – Это была ложь, но к концу августа Швальбе наверняка снова захочет сыграть в шахматы, и можно будет уговорить его подождать.

– Хорошо, – сказал Швальбе. – Желаю тебе приятно провести время.

Турчанка не заглушала мотор своего гремучего чудовища, а когда из окон стали кричать разгневанные соседи в ночных рубашках, еще подбавила газу. На один из балконов выскочил пожилой человек в ярко-красной трикотажной пижаме с пузырями на коленях и пригрозил, что вызовет полицейский патруль. Турчанка отвечала сочными ругательствами. Кессель бегом вернулся к мотоциклу, плюхнулся на заднее сиденье, обхватил мотоциклистку, стараясь не касаться ее груди, и наконец сказал: «Поехали». Турчанка круто развернулась, так что весь переулок содрогнулся от адского грохота, и мотоцикл умчался прочь.

Поездка оказалась захватывающей. На Белградштрассе турчанка устроила гонки с двумя другими мотоциклистами и блестяще обошла их, проскочив перекресток на Элизабетплатц на красный свет. На Леонродплатц она так лихо обошла чью-то машину, что избежала аварии, только выскочив на тротуар, чуть не врезавшись при этом в фонарный столб. Через Доннерсбергский мост она пронеслась с такой скоростью, что машина полицейского патруля, стоявшая с потушенными огнями у автобусной остановки, включила фары, мигалку и сирену и помчалась в погоню. Когда полицейский высунул из окна красный кружок, турчанке пришлось остановиться. Но полицейский оказался знакомым – ей часто приходилось работать переводчиком, в том числе в полицейском управлении – «Да это же Сузи!» – объяснил он своему коллеге, после чего они с ней немного поболтали, и он отпустил ее, погрозив на прощание пальцем и посоветовав не ездить так быстро. Сузи, конечно, пропустила его совет мимо ушей. На Среднем Кольце произошло то, что, по мнению Кесселя, и должно было произойти: их остановил второй патруль. Эти полицейские, к сожалению, не были знакомы с Сузи. Один из них вылез из машины, резкими движениями оправил китель и зашагал к мотоциклу.

– Эй, парень, сколько ты сегодня выжрал? – поинтересовался полицейский.

Сузи сняла шлем. Ее пышные волосы рассыпались. Однако в наши дни по этому признаку мужчину от девушки не отличишь.

– Документы есть? – осведомился полицейский.

Сузи широким жестом расстегнула молнию на черной кожаной куртке. Две роскошные груди, сдавленные тесной курткой, немедленно вырвались на волю. Полицейский отскочил на шаг и остановился, вытаращив глаза. Сузи достала из внутреннего кармана куртки права, но полицейский не взял их. Его взгляд был прикован к Сузиной груди.

– Что там случилось? – крикнул другой полицейский, оставшийся в машине.