Байки старого боцмана - Сергей Стеблиненко

– Сокровище будет подарено моей будущей жене, – твердо заявил старпом и протянул заветный шарик… Симочке Тяпкиной. Бедная девушка покраснела, то ли от скромности, то ли от счастья.

Героический поступок достойного юноши все оценили стойко. Конечно, продать и поделить – идея заманчивая, но создать новую ячейку общества с пышным банкетом прямо на судне – показалась более зрелой.

Свадьбу отмечали в кают-компании так весело, что приход чекистов, вызванных замполитом, не смог омрачить торжества момента. Жемчужину у Симочки, конечно, отобрали, пообещав выплатить 25 % стоимости. Больше чекистов не видел никто, как, впрочем, и жемчужину.

На следующий день счастливый Михелев с восторгом рассказывал о потрясающих достоинствах своей супруги, сумевшей 30 лет сохранять девственность, ожидая встречи с ним. Но слушать было не кому.

Алчность поглотила коллектив целиком. Напрасно старпом клялся в том, что пресловутая жемчужина – всего лишь головка булавки от недавно купленной рубахи и весь подлог совершен ради неё единственной…

Жемчуг искали безрезультатно еще несколько недель, пока замполит не получил с берега результаты экспертизы. Некоторые крайне недоверчивые товарищи считают, что жемчужину подменили чекисты. До сих пор на флоте ходят слухи о невероятных запасах черноморского жемчуга в районе Балаклавы. Даже называют точные координаты – 15 градусов… Впрочем, это до сих пор – страшная государственная тайна.

А маленький секрет у новоиспеченной мадам Михелевой все-таки был. Двенадцать лет проживал он с бабкой в далекой саратовской деревушке, вдали от хронически девственной матери.

Было это в те годы, когда страшные следы войны еще стерты не были, появляясь в разных местах и оглашая свое возвращение зловещим эхом.

Работы велись в Николаевском порту. Во время войны один причал использовался для складирования крупнокалиберных снарядов. Авиационная бомба попала куда следует, разрушила причал, и сотни снарядов оказались в море.

Приступившая к работе землечерпалка тоже попала куда следует, и в каждом черпаке со дна поднималось несколько снарядов одновременно. В течение часа весь экипаж был эвакуирован. Саперы приступили к работе, но, без помощи моряков, вывоз снарядов с судна оказался невозможным.

Добровольцами вызвались старпом Михелев, старший механик Петрович, кочегар– орденоносец Гранитов и молодой матрос Крымов. Продукты сухим пайком им выдали на трое суток, а командир саперов старший лейтенант Чайка для поддержания боевого духа выделил по литровой банке спирта каждому, кроме матроса, обеспечивающего самый опасный участок работы. Крымов был единственным, кто непосредственно соприкасался с опасными железками – стропил снаряды в самом черпаке. Затем снаряды при помощи крана загружались на грузовики и вывозились с территории порта. При такой организации труда допускать матроса к спирту было не только нецелесообразно, но и опасно.

Напряженная работа продолжалась двое суток. Петрович и Гранитов поддерживали работу машин и механизмов, периодически укрепляя нервы слаборазведенным напитком. С той же периодичностью Гранитов напоминал, что выбраться из машинного отделения им все равно не удастся, поэтому жидкость необходимо употребить «сразу всю, чтобы добро зря не пропадало». Петрович идею кочегара не поддерживал, хотя перспектив благополучного выживания тоже не наблюдал.

Старпом Михелев и сапер Чайка пили прямо на мостике. Старпом управлял краном и движением черпаков одновременно. Каждый час они поправляли здоровье и усиливали мужество, после чего Михелев подбадривал старшего лейтенанта:

– Повезло тебе Чайка – летать умеешь, а меня как подбросит в воздух – так камешком на донышко…

Михелев слегка гундосил, и это предавало сказанному ещё более зловещий смысл.

Матрос Крымов работал молча. Говорить ему было не с кем, поднимать боевой дух не чем, а лазить по черпакам со старыми снарядами опасно настолько, что, кроме известных непечатных выражений, в голову ничего не приходило. В конце вторых суток, когда снаряды пошли на убыль, а потом и вовсе пропали, Крымов отпросился по естественным надобностям…

В это время на палубе старпом Михелев купался в лучах славы. Став спасителем мирного города, он детально рассказывал заполнившим палубу корреспондентам все тонкости чудесной эпопеи, не забывая сапера Чайку, Петровича и даже кочегара Гранитова. Не охватила его память только матроса Крымова.

Неожиданно кто-то поинтересовался, находились ли трусы, отказавшиеся принять участие в опасной работе. Михелев, утративший всякое чувство меры, залихватски ответил:

– Все, кто спасал город – рядом со мной, на судне трусов – нет.

Корреспондентам так понравилась эта фраза, что все дружно записали крылатые слова старпома. К всеобщему удивлению, на палубе вновь появился матрос Крымов. Защелкали затворы, засверкали вспышки, и расстрелянный фотоаппаратами матрос вошел в историю. Уточнить фамилию не представляло большого труда.

На следующий день николаевские газеты запестрели фотографиями храброго старпома и «трусливого» матроса. Возмущению матроса Крымова не было границ. Михелев заперся в каюте, не решаясь выходить. Крымов же, напротив, все свободное время проводил у двери каюты старпома. Уговоры замполита ни к чему не привели…

Решено было требовать от редакций газет публикации опровержения. Содержание каждого номера утверждалось партийным, советским или профсоюзным органом и никто не хотел согласиться, что подотчетная газета опубликовала чистейшей воды клевету. Матрос Крымов не унимался и грозил обратиться с открытым письмом к съезду партии. Скандальную ситуацию предотвратил изобретательный сапер Чайка, подавший своему руководству рапорт о необходимости замены в наградном списке фамилии Чайка на – Крымов.

Между прочим, опровержение николаевские газеты все-таки опубликовали. Правда, после того, как портрет матроса Крымова с новенькой медалью появился на первой странице «Красной звезды» с подлинным рассказом о его подвиге.

Было это в те годы, когда опытных капитанов уже списали на берег из-за избытка возраста и недостатка образования, а молодые штурманы ещё только перескакивали с одной мели на другую в связи с полным отсутствием опыта.

Дело было в том, что процесс обучения в мореходном училище был построен так, чтобы курсанты могли научиться углублять дно и следить за горизонтом одновременно. За четыре года обучения постигнуть тонкости сразу двух профессий курсанты не могли. Поэтому, их «учили понемногу», дипломы гидростроителя-багермейстера получали все, а настоящие знания, как предполагалось, должны были прийти с опытом.

Если вы где-то случайно услышите слово «багермейстер», не пугайтесь – это не диагноз, а профессия. Если шипчандлер и маркшейдер имеют продукты и уголь, то багермейстер – море и дно, т. е., воду и ил одновременно. С одной стороны, эти опытные штурмана смело бороздят просторы акватории черноморских портов, с другой стороны, подобно сказочному герою Садко, черпают морские богатства прямо со дна. Непосредственная близость к неисчерпаемым запасам ила порождает у багермейстеров некоторое пренебрежение к штурманским обязанностям.