Байки старого боцмана - Сергей Стеблиненко

Если вы думаете, что прочитанные истории составляет весь художественный замысел байки, то сознание собственной ошибки, уже на следующем абзаце, покажется неотвратимым. Событие, послужившее темой этой истории, произошло на южном побережье Крыма. В местах курортных и красивых.

Обычно, путь от Севастополя до Балаклавы занимал часов пять. На этот раз, не смотря на нечеловеческие усилия кочегаров, долгожданная бухта Ласпи не приближалась ни на милю. Седьмой час пути был отмечен видением. Его трижды наблюдал в виде огней крупного населенного пункта вахтенный матрос. Радостный крик этого фантазера был вовремя прерван сохранявшим внешнее спокойствие капитаном. Используя простые, доступные слова он объяснил матросу бессмысленность подобных утверждений – в зоне военного укрепрайона никаких населённых пунктов быть не может. На бестактные вопросы, поступающие из машинного отделения, Михелёв парировал остро и бескомпромиссно. Другого не следовало и ждать – о чём говорить с людьми, не имеющими никакого понятия о встречных подводных течениях. Насколько эти течения сильны и как они очутились у крымского берега, не знал никто. То, что произошла ошибка, капитан уже осознавал, но гордость профессионального штурмана, коим он себя считал, не позволяла согласиться с эти наглым утверждением. Лишь утренний пейзаж спускающейся к морю Медведь-горы, и широкая панорама Большой Ялты позволили Михелёву достойно оценить всю глубину своих заблуждений. На его беду жемчужина Крыма была обнаружена и членами экипажа. Весть о приходе в курортный город так быстро распространялась по судну, что встреча с вымотанными ночным круизом кочегарами не предвещала ничего хорошего. Не успела закрыться дверь капитанской каюты, как из преисподнии, вернее, из машинного отделения поднялась группа чертей, а ещё точнее, покрытых угольной пылью кочегаров. Они были явно возбуждены, требовали немедленной встречи с капитаном, а совковые лопаты нервно перекладывались из одной руки в другую. Дело в том, что со следующего дня землечерпалка должна была приступить к работе в Балаклаве – т. е. возвращаться назад придется уже сегодня, а кочегары смертельно устали во вчерашней борьбе с мифическим подводным течением. Одно дело поддерживать давление котла при дноуглублении, когда паровая машина работает на половину своей мощности, другое – насыщать ненасытную топку при движении в открытом море. Как мог произойти подобный казус? То ли капитан Михелёв отвлёкся, то ли вход в гавань Балаклавы неожиданно резко сузился… Об этом можно только гадать. Главное, что судно, благополучно миновав порт назначения, устремилось к Ялте, оставляя по левому борту Форос, Береговое и Алупку, огни которых и видел вахтенный матрос.

Переговоры, проходили за закрытой дверью, но достигнутый в итоге консенсус устроил всех. Договорились, что по приходу в Балаклаву капитан лично накроет стол в лучшем ресторане этого городка, а в качестве приглашённых – будут все участники этой неблаговидной истории.

Между прочим, приведя судно не в Балаклаву, а в Ялту, капитан Михелев повторил легендарный подвиг матроса Железняка, направившего Черноморскую эскадру вместо революционного Херсона в занятую белогвардейцами Одессу.

Годы шли неумолимо и знаменитый капитан Михелев начал понемногу стареть – некоторые привычки молодости становились линией поведения, доводя его поступки до некоторой степени абсурда.

Например, старая привычка закупать продукты лично, теперь обрела новые краски. Капитан совершал рыночный променад, не спеша, в сопровождении двух матросов. То, что, по его мнению, представляло кулинарный интерес, немедленно приобреталось и исчезало в необъятных авоськах, которые к концу прогулки так сильно увеличивались в объеме, что напоминали рыболовецкие тралы, поднимающие с морского дна рекордный улов. После серии подобных шопингов, любой из участвовавших в них матросов мог смело претендовать на мемориальную запись в книге рекордов Гинесса. Сам же капитан поглощал содержимое сетчатой тары без остатка и обзавёлся таким замечательным животом, что рядом с ним знаменитые борцы «сумо» выглядели бы жалкими моськами в сравнении с легендарным слоном.

Наличие столь внушительной части тела не мешало ему по-прежнему наслаждаться жизнью. Конечно, былые рандеву с юными официантками пришлось сократить до минимума. За то красоваться на капитанском мостике в форменном кителе с направленным на нудистский пляж биноклем не препятствовало ничего. Счастливым обладательницам престижных (выше шестого) номеров бюста, так горячо почитаемых Михелевым, было невдомёк, что удостоивший их вниманием капитан стоит на мостике без брюк – лишь в трусах неопределенного размера, сшитых на заказ.

Но теперь отвлечемся от личных пристрастий и вернемся к делам общественным. Однажды, получив в управлении зарплату для всей команды, капитан Михелев с обычным эскортом совершил стандартную прогулку по Привозу. Вернувшись на судно, капитан собрался приступить к обычной процедуре выдачи зарплаты. Но… Ведомость, по которой шуршащие купюры должны были добраться до каждого индивидуума, таинственным образом исчезла. Лишь на третьем часу безрезультатных поисков ее сумел обнаружить один из участников рыночного плавания – в заклейменную круглой управленческой печатью ведомость была аккуратно замотана малосольная дунайская селёдочка…

Так старые, укоренившиеся привычки удачно дополнил свежий, ещё не тронутый бесплатной медициной склероз. Прежние легенды о капитане Михелёве стали пополняться всё более живописными фактами. Наиболее замечательная из этих историй касалась крайне пренебрежительного отношения нашего героя к ведению судовой документации. Человеку непосвященному работа капитана может показаться романтической сказкой о далёких неизведанных морях. На самом деле – это ещё и кропотливый бюрократический процесс заполнения различных отчётов, формуляров, справок и т. д.

Всю эту бумажную возню Михелёв не любил смолоду. С годами чувство неприязни к ведению текущей документации росло прямо пропорционально количеству бумаг. Михелёв оформлял только документы, касающиеся портовых властей, а все прочие прятал в стоящий в его каюте старый боцманский рундук. Чем сильнее ругали его в управлении, тем больше макулатуры накапливалось. Каждый раз, уходя в очередной отпуск, он высыпал содержимое рундука в мешок и отправлялся с ним домой.

Весь отпуск, не смотря на протесты жены, посвящался такому ненавистному делу, как заполнение анкет, отчетов, циркуляров и прочей дребедени. К концу отпуска документация приводилась в «божеский» вид и вновь загружалась в мешок.

По отделам управления капитан Михелёв перемещался с двумя мешками: из одного извлекались просроченные документы, из другого – шампанское и конфеты, в качестве презента за их несвоевременную сдачу. Мешки пустели, складывались в уже известную нам авоську, вместе с хозяином отправлялись на судно, и исчезали на дне рундука до следующего отпуска. Так повторялось из года в год, но каждый раз воспринималось окружающими, как мастерски поставленная театральная постановка.

Суда, как и люди, с годами моложе не становятся. Приходит время, когда и они пришвартовываются к своему последнему причалу. Долгий прощальный гудок оповещает бывших собратьев об окончании долгого скитания по морям, рекам и прочим водоёмам. Вскоре, после выхода капитана Михелёва на пенсию, была списана на металлолом и его родная землечерпалка. Бывший капитан присутствовал при последнем спуске флага. Он ещё долго стоял на мостике с поднесенной к правому виску ладонью, отдавая честь умирающему кораблю и людям, долгие годы составлявшим с ним единое целое, но не дожившим до этой минуты. Старый капитан покидал судно последним…