Французский поход - Богдан Сушинский
Шрифт:
Интервал:
— Я понимаю: вы еще не окрепли, — как бы извиняясь проговорила Лили, и только теперь лейтенант заметил, что глаза ее полузакрыты, а губы чувственно тянутся к его губам.
— Дело вовсе не в этом, Лили. Просто вы слишком красивы, просто-таки божественны для того, чтобы представать передо мной столь доступной.
— Это не доступность. Я всего лишь хочу, чтобы все было, как тогда… — прошептала баронесса.
— Когда? — так же, полушепотом, спросил мушкетер.
— О, нет-нет, — мягко успокоила его Лили, и мушкетер так и не понял, о чем это она. Откуда ему было знать, что сегодня она все попыталась устроить таким образом, чтобы было похоже на то, ее первое грехопадение, происшедшее в спальне маркизы Делъпомас.
— Чтобы было еще лучше, чем то, что я испытала тогда… — чувственно лепетала Лили, уже лежа в постели и терпеливо выжидая, пока мужчина нервно раздевался.
Но даже эта спешка не помешала д'Артаньяну поинтересоваться:
— «Как то, что вы испытали тогда»? Когда именно? О чем вы, Лили?
— Я сама хотела этого, сама. Впрочем, нет. Ну что вы? Речь совершенно не о том, что вы себе вообразили.
— Извините, но я пока еще ничего не вообразил, — уверил ее д'Артаньян, бросая на стул подвязку с рапирой. — Поскольку не способен понять, о чем вы говорите.
— Верно, это и невозможно вообразить. Но я страстно желаю, чтобы то, что нам предстоит сейчас, было куда прелестнее и заманчивее.
Д'Артаньян на какое-то мгновение замер, завис над пленительным девичьим телом, словно коршун над поверженной, беспомощной добычей, а потом с какой-то невиданной яростью, с дикой яростью гунна, набросился на него. Набросился, презрев всякие условности, любые попытки облачить свою буйную страсть в шелка хоть какой-то нежности.
Сначала Лили восприняла это с ужасом. Еще мгновение, и она готова была оттолкнуть д'Артаньяна, вырваться из объятий. Но резкая, вспыхнувшая пламенем боль на какое-то мгновение опередила ее. И, томно закричав, яростно взбунтовавшись под телом мужчины, Лили вдруг вцепилась ему в плечи и, в исступлении сжав их, простонала:
— Бо-оль.
— Что? Ах да, потерпи, милая, потерпи, Лили.
Не в этом дело. Боль — вот чего тогда не было! Я не ощущала этой сладострастной боли. И никогда маман Эжен не убедит меня, что ощущение этого адского сладострастия не есть божественный дар.
Когда проезжали мост, в карете царило такое тягостное молчание, словно в ней властвовал дух только что расстрелянного графиней де Ляфер монаха-иезуита. Однако оно совершенно не угнетало Диану. Заложив ногу за ногу, графиня мурлыкала себе под нос какую-то легкомысленную песенку и, не выпуская рукояти пистолета, поглядывала в боковое окошечко, время от времени приоткрывая дверцу. Она вела себя так, будто собиралась охотиться, не выходя из кареты.
— Насколько мне помнится, вы говорили о хуторе лесника, досточтимая графиня Ольбрыхская, — вежливо нарушила Диана обет молчания как раз в ту минуту, когда, проехав еще один, теперь уже небольшой, шаткий мостик, они оказались на вершине песчаного холма, на котором колеса кареты увязали по оси.
— После всего того, что произошло, вы решитесь ночью заезжать на хутор лесника? — удивилась Власта. Хотя еще несколько минут назад графине казалось, что она умудрилась уснуть. — Не советую, не стоит. Лучше уж дотрястись до ближайшего села.
— Ваша впечатлительность способна умилить кого угодно, — умышленно громко рассмеялась француженка. Атмосфера монашеского молчания ее совершенно не устраивала. — Хотелось бы знать, где этот хутор, госпожа Ольбрыхская.
— Я ведь сказала, что на рассвете мы часок-другой отдохнем у лесника, — глухо ответила Ольгица.
— Мне бы ваше провидчество, графиня… Кстати, почему вы так уверены, что мы неминуемо станем отдыхать на этом хуторе? Стоит мне приказать, и мы проедем мимо него. Никакие архангелы не заставят меня свернуть к хутору.
— Свой вопрос вы задали только потому, что намерены были свернуть к дому лесника. Причем сделать это вопреки воле спутников.
— Вам и такое открылось?
— Разве для этого нужно быть пророчицей? — снова вмешалась Власта. Она вдруг вспомнила о Гяуре. Все, что им только что пришлось пережить, заставило девушку подумать о князе с такой душевной теплотой, словно это его ангел-хранитель спас их всех от неминуемой гибели.
Но воспоминание о Гяуре не могло не привести и к воспоминанию о том, что напротив нее сидит соперница. Власта слишком долго и настойчиво пыталась забыть об этом, чтобы действительно… забыть.
— Вам — необязательно. Любое пророчество вам только вредит. И вообще, что вам не дает покоя? Тень казненного мною монаха? Да бог с ним. Он так спешил на исповедь к Господу, что было бы страшным грехом не указать ему, заблудшему, кратчайший путь к златым вратам рая. Что же касается князя Гяура, — коротко хохотнула она, — ревновать меня к нему тоже не стоит. Он давно ваш. Ваш, ваш. Разве пани Ольгица еще не напророчила вам судьбу жены князя Одара?
Власта собиралась что-то ответить, но Ольгица сжала своими крепкими костлявыми пальцами ее запястье и почти тотчас же открыла дверцу. В следующее мгновение возле нее появился Кара-Батыр.
— Графиня де Ляфер, — негромко проговорил он, — там, впереди, опять какие-то люди. Их двое. Всадники.
— Ну и что? Вас тоже двое. Уберите их. Или без меня не справитесь?
— Я всего лишь хотел предупредить, — тяжело дышал татарин. Чувствовалось, что он только что примчался.
— Они прибыли с хутора, — заметила Ольгица. — Ждут нас, только уже в виде пленниц.
— Ах, в виде пленниц?! — мгновенно отреагировала графиня, которую это сообщение словно бы вырвало из полудремы. — Что, Кара-Батыр, вам действительно нужна моя помощь, чтобы достойно принять почести этих бродяг?
— Аллах всемогущ, графиня-улан, — мгновенно выпрямился в седле татарин. — «Почести, — коротко, зло рассмеялся он. — Принять почести»! — Он понимал и ценил шутки своей божественной графини. Разве кто-нибудь другой в этом мире смог бы с такой проницательностью ценить мудрость ее величественных шуток?
Он все еще смеялся, когда один из тех двоих, что встречали их, не сумев разобраться в темноте, с каким кортежем движется карета, крикнул:
— Ну, что, нехристи-монахи, графиня в наших руках! — голос был пьяный и нахраписто-наглый. Голос человека, для которого давно не существовало страха ни перед церковью, ни перед святыми отцами, ни перед властями, ни перед самим Богом.
— В наших, конечно! — ответил поручик Кржижевский. — Далеко ли до хутора? Кажется, мы сбились с дороги!
— Не сбились! Сейчас нужно будет свернуть вправо! Сворачивайте сразу же за поляной! Мы доведем!
— Эй, а кто эти люди? — вдруг забеспокоился другой встречавший. — Не монахи это! Кто вы такие?!
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!