Грязная война - Доминик Сильвен

You know ifs thriller, thriller night.

You re fighting for your life inside a killer, thriller tonight…

Сначала она напугала зрителей, потом завоевала. Так каждый раз. Она хотела доставить им удовольствие, потому что знала, что они остро нуждаются в нем.

Как всегда, Ингрид покинула сцену с сожалением. Ей казалось, что она слилась с публикой воедино, знала, что это иллюзия, но ей было наплевать. Мари ожидала ее, распахнув серебристый пеньюар с логотипом “Калипсо” – мягкий, но неумолимый знак возвращения в реальность. Ингрид завернулась в него и направилась к себе в уборную.

Мысленно она еще пребывала в эйфории танца. Лола по-прежнему восседала в кресле, Зигмунд лежал у ее ног, словно сфинкс, охраняющий мрачное божество. Портвейна в бутылке существенно поубавилось. Ингрид знала, что, когда ее подруга сидит на одном месте, мысли ее устремляются все дальше в опасную область. Как отдать долг погибшим друзьям.

Нет, те, кто умер, не ушли,

Они в светлеющей тени,

Они в густеющей тени…

– Твои поклонники не разбежались с воплями?

– Миссия выполнена, Лола. Они это пережили.

– Поразительно. Иногда ты мне кажешься жрицей какого-то культа, которого еще не существует.

Ингрид сняла парик и водрузила его на голову деревянного манекена. Затем встала у зеркала и начала снимать макияж. Теперь, когда она станцевала, ей стало лучше. Можно принять неизбежное.

– Я пытаюсь рассуждать, как он, – сказала Лола. – Будь я на его месте, знаешь, что бы я сделала?

– Нет.

– Я бы привлекла того же судмедэксперта, что и в деле Киджо. Следы со временем исчезают, а значит, ни один из них нельзя упустить.

– Ты наверняка права.

– Злишься, что я говорю с тобой о Саша?

– Вовсе нет. Никто и представить не мог, что кто-то еще умрет такой же страшной смертью, как Туссен Киджо. Ты хочешь разыскать Эме Банголе?

– Бартельми говорит, его нигде нет. В свое время Банголе не знал ничего такого, чего не знала бы я. Саша думает, что он знал больше, чем говорил, но это лишь потому, что нашему майору не за что зацепиться.

– Могла бы ему сказать, что и тебе известно не больше.

– Он меня вывел из терпения.

– Хочешь побегать с ним наперегонки, да?

– Нет, конечно. Можешь представить, как я бегу со своим воротником и несчастной рукой, разбитой вдребезги?

– Вдребезги, прямо больно от этого слова. Представляются раздробленные кости.

– Еще бы, после таких-то танцев. Ждешь не дождешься Рождества, чтобы нарядиться бабушкой Морозом. Слушай…

Да?

– Думаю, что я сделаю то, что мне очень хочется сделать…

– Really?[11]

– Я позвоню Тома Франклину, судмедэксперту. Он мой старый приятель. И даже если вскрытие проводил не он, у него наверняка есть доступ к информации. За ним должок.

– И что ты будешь делать с этой информацией?

– Просто хочу быть в курсе, понимаешь? А потом пусть другие делают свою работу. Это решено.

Ингрид кивнула, довольно успешно изобразив понимание. Лола иногда начинала себя в чем-нибудь убеждать, и ей это даже удавалось. Американка переглянулась с далматинцем. Большие черные глаза Зигмунда были плотиной, с трудом сдерживающей море мудрости и сочувствия. “Этот пес хочет прокатиться во Внутреннюю Монголию”, – подумала она и подмигнула собаке.

Несмотря на открытое окно, Саша, как обычно, при пробуждении почувствовал запах краски. Накануне, работая допоздна, Артур, как всегда, забыл проветрить. Какая чудовищная ошибка – нанять делать ремонт кузена Менара. Лейтенант забыл предупредить, что Артур – алкоголик, путающий свою работу с процессом медитации. Такой же болтливый, как и брат, он обожал глупые разговоры, без конца сыпал анекдотами, но красил со скоростью улитки, напившейся пива. Ремонт начался пять месяцев назад. И должен был закончиться до переезда Саша. Двухкомнатная квартира на улице Пети-Мюск имела отличное расположение в самом центре квартала Маре, но Саша казалось, что для того, чтобы ее заполучить, он заключил договор с нечистой силой. Артур являлся, когда вздумается, имея очень приблизительное понятие о времени. Замечания, которые делал ему Саша, скользили по его спецовке, как дождь по шиферной крыше.

Оставалось только отказаться от его услуг. Саша потратил кучу времени на поиски ремонтной фирмы: все они были завалены заказами и предлагали нереальные сроки. Более того, он уже заплатил Артуру кругленький аванс. Саша подозревал, что Менар подсунул ему своего злосчастного кузена, прекрасно зная, что это за подарочек. Лейтенант утверждал, что Артур заново переделал особняк XVII века недалеко от площади Вогезов, оставив в памяти хозяев неизгладимый след. Эпитет “неизгладимый” можно было понимать как угодно.

Саша открыл холодильник с запасом баночного пива “Кроненбург”, которого хватило бы на целый полк, достал одинокую бутылку апельсинового сока и приготовил себе завтрак. Ел он, стоя напротив лесов, которые Артур использовал для покраски потолка, – сооружение, достойное Сикстинской капеллы. Большая часть мебели стояла упакованной в пузырчатую пленку, ожидая, когда Микеланджело из Маре соблаговолит закончить работы. Окончив завтрак, Саша проторил путь между коробками до ванной комнаты.

Дворец правосудия не зря назван дворцом. Всякий раз, приходя сюда с набережной Орфевр, Саша бывал поражен контрастом. Тесные, обшарпанные и переполненные кабинеты уголовной полиции сменялись светлым камнем, мрамором, старинными деревянными панелями и разговорам вполголоса.

Уборщица натирала до блеска медную табличку с надписью “Арман де Сертис”. Саша подождал, пока она закончит, и постучался в кабинет. Судья сам открыл дверь. Ростом на целую голову ниже майора, он выглядел очень худым в белом костюме-тройке. Галстук в серую полоску сочетался с длинными, зачесанными назад волосами, придававшими ему сходство с поэтом-романтиком. Впечатление, однако, нарушал металлический взгляд судьи.

– Как я рад наконец вас видеть, майор Дюген.

Медоточивый тон означал, что Саша совершил непоправимую ошибку: не явился представиться сразу, получив назначение в уголовный розыск.

– Взаимно.

Они сели лицом друг к другу по разные стороны письменного стола из какого-то экзотического, очень темного дерева, который напомнил Саша стол в кабинете Видаля. Только здесь не было африканских статуэток. Одну стену занимали старинные фотографии. Траулеры в открытом море, рыбаки, выгружающие улов в порту, обломки кораблекрушения на пустынном пляже.

– Моя бабушка была дочерью рыбака. Она ходила в школу при монастыре. Наказания были ужасны. Их заставляли часами стоять на коленях в сабо в ледяных классах. Моей матери потом повезло больше, она вышла замуж за разорившегося аристократа. Я последний представитель ушедшей эпохи, Дюген. А у вас, я думаю, все наоборот.