Ведется следствие - Кира Измайлова

– Вы не можете быть так жестоки! – вскричал юноша, тараща неопределенного цвета водянистые глаза.

– Могу, – ответила Каролина.

– Тогда я умру!

– Вы повторяетесь, – устало произнесла она.

– Нет! Я… я… выброшусь в окно! – решил Свищевски и ринулся к означенному окну. Однако удар всем худосочным телом и стекло, и рама выдержали, равно как и второй рывок.

– Тут стёкла противоударные, – сказала Каролина, припудривая нос. – А в форточку вы не пролезете, даже не старайтесь.

– Нет, я не отступлюсь! – поняв, что окно не сдается, молодой человек бросился к Каролине, порываясь схватить ее за руку, Каролина быстро прикинула, чем из «аварийного набора», что хранился в ее несессере, будет удобнее плеснуть юнцу в глаза, а некая третья сила легко отнесла Свищевски от дамы и выставила за дверь.

– Прошу прощения за вторжение, – прогудел поручик Вит-Тяй, – однако дверь была открыта, а тут творилось непотребство. Если я не должен был встревать, то готов понести порицание, госпожа…

– Ах, как я вам признательна за вмешательство! – от избытка чувств Каролина на мгновение приникла к могучей груди гвардейца, попутно отметив, что борода у него на редкость ухожена и шелковиста. – А куда подевался этот… юноша?

– Сбежал, – констатировал поручик, выглянув в коридор. – Прикажете догнать и…

– Нет, пусть бегает, – решила Каролина и пнула туфелькой россыпи роз. – Какое безобразие… Впрочем, горничная приберется. Идемте, господин поручик!

За завтраком все хранили молчание, ограничиваясь ничего не значащими замечаниями. Стажер Дубовны спал сидя, и по его покрасневшим глазам было ясно, что библиотеку он всё-таки отыскал. Оперативник Весло был отчего-то мрачен, словно его что-то снедало, его коллега Гребло тоже оказался нерадостен.

Каролина нервно позвякивала ложечкой по краю чашечки и то и дело вынимала зеркальце – посмотреть, не подкрадывается ли с тыла Свищевски.

Прочие члены команды представляли собой воплощенное спокойствие: поручик вкушал – иначе не скажешь – фирменный омлет (он был приверженцем национальной кухни, но прочую предпочитал сперва распробовать, прежде чем уничтожить на корню), доктор читал газету и поглощал крохотные канапе с разноцветной икрой, Пол Топорны выглядел точно так же, как и всегда, то есть немногим отличался от статуи… Ну а генеральный следователь наслаждался прекрасной овсянкой (одного визита Каролины на кухню хватило, чтобы там научились готовить ее правильно) и приятным травяным чаем, а сожалел только о том, что кофе ему сейчас не полагается.

– Господин доктор… – прошелестел кто-то за спиной у Теодора. Это оказался всё тот же проводник. – Господин доктор, пассажир отравился…

– Промойте ему желудок, дайте касторки и позвольте мне дочитать статью, – машинально ответил тот, но тут же спохватился: – Чем отравился? И что, здесь нет штатного врача?

– Н-нет, господин, только фельдшер, он справляется, но это очень сложный случай, мы боимся, что пациент не дотянет до следующей станции… Туда уже вызвали бригаду, но…

– Короче, – отрубил Немертвых. – Кто отравился? Чем? Когда?

– Это г-г-господин Свищевски… – пролепетал проводник, зеленея.

– Ясно. И когда он отравился?

– Вот буквально только что… вы бы слышали, как он кричит, господин доктор! Он ужасно мучается!

– И это подводит нас к последнему вопросу – чем именно он отравился, – кивнул Немертвых, блестя стеклами пенсне. – Ну же?

– Он… – проводник замялся. – Он съел…

– Ну что такое? Не фунт же гвоздей! – нахмурился доктор.

– Нет… – понурился проводник. – Он съел кактус…

– Что-о? – Доктора Немертвых было сложно удивить, но Свищевски справился на отлично. – Где он взял кактус?!

– В салоне, – убитым голосом ответил тот. – Там стоит фикус, он на виду. А кактус задвинули поглубже, он очень колючий. То есть он не весь колючий, он вообще-то гладкий, забавный такой, а по краям этих… ну, из чего он состоит… колючки. Вот его-то господин Свищевски и съел.

– Весь? – серьезно спросил Теодор. Остальные следили за беседой в немом восхищении.

– Никак нет. Только две лапы понадкусывал. Ну, у кактуса как будто лапы, – пояснил проводник. – Но, наверно, он ужасно ядовитый, потому что господин Свищевски так страдает, так страдает, плачет…

– Ну хорошо, идем, взглянем на страдальца, – хмыкнул доктор и поднялся.

– Я тоже пойду! – вскочила Каролина. Поднялись и оперативники, а следом и сам генеральный следователь со стажером.

Пол Топорны остался безучастно смотреть в пространство, а поручик приступил к священнодействию – выбору очередного сорта кофе. Неудачники, не способные съесть кактус и остаться при этом в живых, его решительно не интересовали…

Стоны страдальца были таковы, что заглушали даже утренние экзерсисы господина Сверло-Коптищева. (А тот, будто проникнувшись трагизмом ситуации, играл что-то минорное и даже не очень громкое.) В стонах угадывалось имя госпожи Кисленьких, обещания немедленной и ужасной кончины, жалобы на жестокосердие вышеозначенной госпожи и многое другое.

– Нуте-с, – сказал Немертвых, – покажите мне этот кактус!

– Вот… – дрожащим пальцем указал проводник.

– Хм… – доктор подошел к растению, осмотрел его. – Обычный кактус, совершенно безобидный и неприхотливый, почему и выращивается в качестве домашнего растения. На исторической родине из него делают крепкий алкогольный напиток, но я не думаю, чтобы организм господина Свищевски был способен на перегонку сока… тем более, откусил он всего ничего.

Доктор посмотрел на мнущегося тут же фельдшера, стыдливо крутящего в пальцах клистирную трубку.

– Что давали пациенту?

– Касторовое масло… – понуро ответил фельдшер. – Чтобы, значит, очистило и вообще… Только они его пить не стали, вот, весь диван уделали…

– Надо было с другого конца зайти, – холодно посоветовал Немертвых. – И не с касторкой, а со скипидаром. Отличное средство для оживления покойников, скажу я вам!

Он вернулся к пациенту, раскинувшемуся на диване и стонущему столь пронзительно, что прослезился бы даже камень. Увы, доктор Немертвых был сделан из более прочного материала, а потому слезы лить не стал, а раскрыл саквояж, с которым не расставался.

– Ну-ка, откройте рот. Ну, ну, не упрямьтесь, не то я разожму вам челюсти силой, а это вам вряд ли понравится! Ян, посветите сюда. Благодарю…

– Ну что там? – сгорая от любопытства, спросила Каролина.

– С десяток колючек в болтливом языке, – ловко орудуя пинцетом, ответил доктор, – и парочка поцарапала гортань. Жить будет.

– Ах… – с непонятным выражением вздохнула женщина.

– Ну-ка, молодой человек, выпейте, – приказал Теодор, сунув тому мензурку. – Это вас излечит. Зажмите нос, наберите в рот, подержите и глотайте!