Мертвое озеро - Рэйчел Кейн

В двух письмах из трех.

Но это – третье письмо.

Я точно вижу момент, когда все иллюзии Ланни оказываются сметены, когда она видит монстра в этих тщательно подобранных словах. Я вижу, как дрожат ее руки – словно стрелка сейсмографа, оповещающего о землетрясении. Я вижу в ее глазах непонимание и страх.

И не могу выдержать это.

Я забираю письмо из ее руки, ставшей вдруг безвольной, складываю его и бросаю на стойку. Потом обнимаю дочь. На мгновение она напряженно застывает, а потом обмякает в моих объятиях, прижавшись горячей щекой к моей щеке; мелкая конвульсивная дрожь сотрясает ее тело, подобно электрическому току.

– Ш-ш-ш, – говорю я ей и глажу ее черные волосы, как если б она была шестилетней девочкой, боящейся темноты. – Ш-ш-ш, детка. Всё в порядке.

Ланни мотает головой, высвобождается из моих рук и уходит в свою комнату, закрыв за собой дверь.

Я смотрю на сложенное письмо и чувствую прилив ненависти, такой сильный, что он едва не раздирает меня изнутри. «Как ты посмел? – думаю я, обращаясь к человеку, который написал эти слова, который так поступил с моим ребенком. – Как ты посмел, гребаный ублюдок?»

Я не читаю то, что написал мне Мэлвин Ройял. Я и так знаю, что там говорится, потому что читала это и прежде. Это письмо, в котором маска спадает и он говорит о том, как я разочаровала его, забрав детей и настроив их против него. Он описывает, что сделал бы со мной, если б получил шанс. Он изобретателен. Подробен. Отвратительно прямолинеен.

А потом, как будто это не он только что угрожал жестоко убить меня, Мэл меняет тон и спрашивает, как поживают дети. Говорит, что любит их. И, конечно же, он их любит, поскольку в его представлении они лишь отражения его самого. Не подлинные люди со своей волей. Если он встретит их сейчас, то поймет, что они не те пластиковые пупсы, которых он любил когда-то… они станут для него чем-то другим. Потенциальными жертвами, как я.

Кладу письмо обратно в конверт, беру карандаш, проставляю на конверте дату, а потом засовываю в другой конверт – большой, для возврата почты. Сделав это, чувствую себя лучше, как будто избавилась от бомбы. Завтра я отошлю весь пакет обратно, промаркировав его «Нет такого адресата»; у службы возврата есть заранее полученные инструкции – отсылать его срочным отправлением в Канзасское бюро расследований, агенту, который вел дело Мэла. Пока что КБР не сумело вычислить, как он ухитряется отсылать эти письма, минуя обычную тюремную процедуру досмотра. Но я все еще надеюсь, что они это сделают.

Ланни ошиблась относительно того, почему я надеваю перчатки. Нет, не ради того, чтобы сохранить улики. Я надеваю их по той же причине, по которой это делают врачи: чтобы предотвратить заражение.

Мэлвин Ройял – заразное, смертельное заболевание.

* * *

Остаток дня проходит в обманчивом спокойствии. Коннор ничего не говорит об инциденте в его комнате; Ланни вообще ничего не говорит. Они вдвоем садятся играть в видеоигру, и, пока они играют, я занимаюсь своими делами. Затем готовлю ужин, как обычная мать, и мы молча съедаем его.

На следующий день Ланни сидит в своей комнате, заперев дверь, поскольку от школьных занятий она отстранена. Я решаю не вмешиваться. Слышу, как она смотрит какую-то телепередачу. Коннор уезжает в школу. Мне не хочется отпускать его одного даже до автобусной остановки, но я просто смотрю на него через окно до тех пор, пока он не влезает в автобус. Сын невероятно разозлился бы, если б я действительно провожала и встречала его.

Когда после обеда Коннор возвращается все на том же автобусе, я выхожу из дома, чтобы встретить его, но, чтобы скрыть это, притворяюсь, будто вожусь с растениями в маленьком цветнике перед домом и совершенно не ожидаю его возвращения. Он выходит из автобуса, нагруженный тяжелым школьным рюкзаком, следом выпрыгивают еще два мальчика. Все трое о чем-то разговаривают, и на миг меня охватывает беспокойство – не собираются ли они его обидеть? Но похоже, эти ребята настроены дружелюбно. Оба незнакомые, белокурые, один примерно ровесник Коннора, а второй на год или два старше. Старший высок и широкоплеч, и это навевает тревогу, но он дружески машет Коннору рукой и улыбается. Я вижу, как эти двое рысцой бегут по тропинке, тянущейся влево от дороги. Они определенно не из дома Йохансенов: у этой пожилой четы уже взрослые дети, навещавшие родителей всего один раз за все то время, пока я тут живу. Нет, это, должно быть, сыновья офицера Грэма. Тот служит в полиции Нортона, и, в отличие от меня, это семейство живет в Теннесси уже очень давно. Судя по тому, что я слышала, его предки на протяжении минимум нескольких поколений были зажиточными сельскими обитателями, которые владели домом и землей здесь, у озера, задолго до того, как эту местность облюбовали богатеи. Мне нужно как-нибудь зайти к нему, представиться, посмотреть, что он за человек, и попытаться установить нечто вроде добрососедского союза. Возможно, настанет момент, когда мне понадобится, чтобы представитель закона выступал на моей стороне. Пару раз я доходила до их дома и стучала в дверь, но никто не ответил. Это и понятно. Копы часто работают во внеурочное время.

– Привет, малыш. Как дела в школе? – спрашиваю я Коннора, когда он проходит мимо меня, и прихлопываю почву, которую насыпала небольшой кучкой у корней цветка.

– Отлично, – без энтузиазма отвечает он. – Дали задание на завтра.

– По какому предмету?

Он смещает рюкзак в более удобное положение.

– По биологии. Ничего особенного, справлюсь.

– Хочешь, чтобы я его проверила, когда ты закончишь?

– Да не, я сам разберусь.

Сын входит в дом, а я выпрямляюсь и стряхиваю землю с ладоней. Я беспокоюсь за Коннора, конечно же. Беспокоюсь о том страхе, который вызвала у него (и у себя) вчера вечером. Беспокоюсь о том, нужны ли ему консультации у специалиста или нет. Он превратился в очень тихого, замкнутого ребенка, и это пугает меня так же сильно, как приступы ярости у Ланни. Я почти никогда не знаю, о чем он думает, и время от времени я вижу у него взгляд или наклон головы, которые так напоминают мне о его отце, что я холодею внутри, ожидая, что тот же самый монстр выглянет из глаз Коннора… но он так и не показался. Я не верю, что зло переходит по наследству.

Я не могу в это верить.

Делаю на ужин пиццу, и мы все вместе едим и смотрим кино, когда раздается звонок в дверь, а за ним – резкий громкий стук. У меня сжимается горло, и я судорожно вскакиваю с дивана. Ланни начинает подниматься, и я поспешным жестом приказываю ей и Коннору уйти из кухни в дальний конец коридора.

Они переглядываются.

Стук раздается снова, на этот раз громче. Он звучит нетерпеливо. Я думаю о пистолете в тайнике под диваном, но потом медленно отодвигаю занавеску и выглядываю в окно.

Полиция. На нашем крыльце стоит офицер в форме, и на миг прежнее ощущение тревоги едва не накрывает меня с головой. Я – снова Джина Ройял, со скованными за спиной руками стою возле нашего прежнего дома в Уичито и смотрю на дело рук своего мужа. И слышу свой собственный неистовый крик.