Трон любви. Сулейман Великолепный - Наталья Павлищева

К тому времени, когда Андреа Гритти дождался своей очереди быть дожем, на османском троне сменились уже два султана – Баязид «добровольно» уступил престол своему настойчивому сыну Селиму Явузу (Грозному), а тот через восемь лет освободил трон единственному оставленному в живых сыну Сулейману, отправившись к праотцам. Вот и получилось, что, когда Андреа Гритти стал дожем, в Стамбуле правил уже внук того самого Баязида, которому синьор Гритти клялся крепить дружбу. Одна радость – воспитателем у Сулеймана был тот самый мудрый Великий визирь Ахмед-паша, приятель Гритти, не забывший бедолагу в темнице.

Но кто бы ни сидел на престоле, а с Османами дружбу крепить нужно. Практически заперев выход из Средиземного моря в Черное и захватив все вокруг, Османская империя перекрыла путь в Индию, теперь ни один караван с пряностями и шелком не мог миновать османские земли. Торговать приходилось просто в самом Стамбуле, это удобно тем, кто вел караваны с Востока, удобно и самим европейским купцам, выгодно Стамбулу, который быстро превращался в перевалочный пункт, где продавалось все и с Востока, и с Запада. Огромнейшие рынки огромного города предлагали, казалось, все, что вообще производило или выращивало человечество в Европе, Азии и Африке. Товары из Нового Света туда пока не добирались.

Венецианцы пытались добиться привилегий в торговле, но при этом не уступить и капли собственных интересов на море. Удавалось не всегда, выручало только то, что флот Османской империи все еще пребывал в зачаточном состоянии.

Андреа Гритти решил, что крепить дружбу не обязательно личным присутствием, но полезно при участии своей семьи, отправил в Стамбул в качестве советника к молодому султану Сулейману и его не менее молодому визирю Ибрагим-паше собственного незаконнорожденного сына Луиджи Гритти. Для Луиджи Стамбул – дом родной, наложница синьора Гритти родила его именно там, когда Гритти еще числился в законопослушных дипломатах.

Наученный собственным горьким опытом, Андреа Гритти наставлял сына почаще общаться с молодым визирем, больше опираться именно на Ибрагима. А еще учил дарить подарки по поводу и без и не забывать, что Ибрагим бывший раб, которому предки не оставили земель или золота.

Для желающих дать взятки Османская империя была раем. Чиновничьи должности не передавались по наследству, как и полученный за время службы доход, отцовские заслуги и положение не давали права занять соответствующую должность, если к тому не было собственных задатков, а все накопленное тем же визирем после его смерти возвращалось в казну. Это полезно и удобно для султана и казны: щедро одаривая какого-то пашу, султан знал, что просто дает богатство во временное пользование, позволяя наживаться или даже грабить, понимал, что этим тоже пополняет собственные запасы.

Визирь берет взятки у иноземцев? Пусть берет побольше и почаще, золото, драгоценности и красивые безделушки после смерти (или казни) этого чиновника придут в казну, а потом будут розданы или подарены другим, которые примут и станут более зависимы. Кроме того, любому чиновнику, чтобы стать состоятельным, нужно выслужиться, особенно тому, кто приближен к падишаху, а все, что он сумеет припасти, вернется туда же, откуда получено, то есть в казну, да еще и с прибавкой.

Бывший раб Ибрагим обожал не просто богатство, а богатство кричащее, постепенно его скромное платье превратилось в роскошное, бывший скромный выезд теперь едва уступал султанскому, его дом стал больше похож на дворец, чем сам дворец.

Мальчик из нищей рыбацкой деревушки, воспитанный в Стамбуле в строгости и аскетизме дворцовой школы, быстро этот аскетизм забыл, привык есть с золотых блюд, носить перстни с огромными камнями, ходить в златотканых одеждах и ездить на лучших лошадях, попоны которых стоили целого состояния.

Но Ибрагим имел колоссальное влияние на султана, а потому попоны и халаты, затканные золотом, ему дарили щедро. И все же это было не то, умный грек понимал, что подарки – это зависимость, кроме того, это зависимость перед дарителем, пусть моральная, но зависимость. Если уж продавать совесть, то дорого, к тому же Ибрагиму хотелось постоянных больших личных доходов, а не даров время от времени.

Он не был бейлербеем какой-то провинции, не имел земель, с которых можно получать доход, не имел больших доходов и от походов Сулеймана. Конечно, Ибрагим сумел обогатиться, наводя порядок в Египте, недаром янычары кричали, что он больше положил себе в казну, чем привез в казну султана.

Но султан не возражал, прекрасно понимая, что Ибрагиму нужен доход, а любой подарок будет пристально рассмотрен, обсужден и осужден. Лучше пусть так: добыл себе Ибрагим богатство на наведении порядка в Египте – все это при его жизни принадлежит ему. Янычары не понимали, что, наполняя собственные кладовые, Ибрагим, по сути, наполнял султанские.

И все-таки это не то, не каждый год придется расправляться с поднятым бунтом, не каждый год эта расправа получится такой легкой и эффектной. Ибрагиму нужен постоянный доход, если честно, то его больше манила торговля. Глядя на вереницы судов со всей Европы, заполнявших бухту Золотой Рог, грек мысленно подсчитывал, сколько могло бы приносить участие в этих мероприятиях.

Сулейман взял Родос, ликвидировав главную угрозу турецким судам в этой части Средиземного моря, теперь торговать и торговать. Ибрагим понимал, что торговлей можно получить доход куда больший, чем войной, и с меньшей опасностью. Конечно, таким поворотом дел будут недовольны янычары, которые походами, вернее, грабежом во время них, живут, но ради янычар не стоило менять свои приоритеты.

Ловчей всего торговали генуэзцы и венецианцы, эти купцы от Бога. Но генуэзцы сидели в Кафе и ко времени прихода к власти Сулеймана былую уверенность потеряли, потеряв возможность беспрепятственного прохода по Босфору. А вот венецианцы подсуетились и, постоянно понемногу воюя с Османами, сумели удержать первые позиции в торговле.

Ибрагима тянуло к ловким венецианцам, вернее, не к ним самим, а к их многочисленным кораблям, приносившим большую прибыль. Он просто нутром чувствовал, что должен иметь доход от каждого из них, пусть маленькую долю, но от каждого. Держать собственные суда опасно, в море все же есть пираты, бывают штормы или случаются другие неприятности, а вот входить в долю…

В Стамбуле умный закон: иностранные купцы торгуют только оптом либо привозят что-то под заказ для богатых. На рынках Стамбула только местные. Так надежней, потому что не позволит вдруг закрыть какие-то лавки и вызвать недовольство населения. Но и иностранцам тоже удобно, держать свою торговлю, конечно, выгодно, но опасно, а так – привезли, продали все сразу, купили что-то иное и увезли.

Ибрагим приглядывался, на этой перепродаже можно сделать куда больший доход, чем на подготовке к очередному походу.

Султан сделал своего любимца зятем и подарил ему к свадьбе роскошный дворец Ипподром. Однако дворец нужно чем-то наполнить, а султанскую сестру одаривать, потому Сулейман закрывал глаза на то, откуда у Ибрагима доходы. А тот все ломал голову, как сделать их постоянными и надежными.