Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» - Чарльз Роберт Дарвин

В другую ночь мы оказались свидетелями великолепной картины естественного фейерверка: на верхушке мачты и концах рей сверкали огни Св. Эльма, а форма флюгера обозначалась так, словно он был натерт фосфором. Море так сильно светилось, что пингвины, плавая, оставляли за собой огненные следы, а мрак небес на короткие мгновения разрывался яркими вспышками молний.

В устье реки я с интересом наблюдал, как медленно смешивались воды моря и реки. Вода реки, мутная и окрашенная, из-за меньшего удельного веса всплывала поверх соленой воды. Это своеобразно проявлялось в кильватере корабля: видно было, как полоса синей воды смешивалась там в маленьких водоворотах с мутной водой, ее окружающей.

26 июля. Мы бросили якорь в Монтевидео. В течение двух следующих лет «Бигль» занимался гидрографической съемкой у восточных и самых южных берегов Америки к югу от Ла-Платы. Во избежание излишних повторений я извлеку из моего дневника те разделы, в которых речь идет об одних и тех же районах, не всегда считаясь с тем, в каком порядке мы эти районы посещали.

* * *

Мальдонадо расположен на северном берегу Ла-Платы, не очень далеко от входа в эстуарий. Это на редкость тихий, заброшенный городок; улицы, как и повсюду в городах этих стран, идут под прямым углом друг к другу, оставляя в середине города большую пласу, т. е. площадь, размеры которой только подчеркивают малочисленность населения. Торговля развита очень слабо; вывоз ограничивается небольшим количество кож и живого рогатого скота. Жители – по большей части землевладельцы; имеется здесь и несколько лавочников, и таких неизбежных ремесленников, как кузнецы и плотники, услугами которых пользуется почти все население на пятьдесят миль в окружности.

Город отделен от реки полосой песчаных бугров шириной с милю; со всех сторон он окружен открытой, слегка холмистой местностью, поросшей однообразным покровом прекрасной зеленой травы – подножного корма для неисчислимых стад коров, овец и лошадей. Обработанной земли очень мало, даже у самого города. Живые изгороди из кактусов и агав отмечают немногочисленные места, засеянные пшеницей или кукурузой. Характер местности одинаков по всему северному берегу Ла-Платы. Единственное отличие состоит в том, что гранитные холмы здесь несколько более обрывисты.

Пейзаж чрезвычайно скучный, и лишь изредка какой-нибудь дом, огороженный участок земли или даже единственное дерево едва оживляют картину. И тем не менее после того, как вы в течение некоторого времени находились в плену на корабле, возможность свободно пройтись по бескрайним равнинам, поросшим травой, полна очарования. Да и помимо того, если ограничить свой взор только небольшим пространством, найдется немало красивых объектов.

Некоторые из птичек отличаются великолепным оперением, а ярко-зеленая трава, коротко ощипанная скотом, украшена крохотными цветками, среди которых растение, с виду похожее на маргаритку, я встретил как старого друга. А что сказал бы любитель цветов при виде обширных пространств, до того густо заросших Verbena melindres, что даже издали они кажутся ярко-алыми?

В Мальдонадо я пробыл десять недель и за это время собрал почти полную коллекцию зверей, птиц и пресмыкающихся. Однако, прежде чем сообщить свои наблюдения над ними, я расскажу о небольшой экскурсии к реке Поланко, протекающей миль за семьдесят к северу отсюда. В доказательство того, как дешево всё в этой стране, могу заметить, что я платил только два доллара, или восемь шиллингов, в день двум проводникам с целой дюжиной верховых лошадей. Мои спутники были хорошо вооружены пистолетами и саблями, что мне казалось излишней предосторожностью; но накануне – и это была первая новость, которую мы услышали здесь, – какой-то путник из Монтевидео был найден на дороге мертвым с перерезанным горлом. Это произошло поблизости от креста, поставленного в память о другом некогда совершенном здесь убийстве.

Первую ночь мы провели в уединенном сельском домике, и здесь я обнаружил, что две-три мои вещи, особенно карманный компас, возбуждают безграничное удивление. В каждом доме меня просили показать компас и, пользуясь им и картой, указывать направление к различным местам. То обстоятельство, что я, совершенно чужой в этой стране, могу узнать дорогу (в этой открытой местности направление и дорога означают одно и то же) к местам, где никогда не бывал, вызывало самое оживленное восхищение.

В одном доме молодая женщина, которая не могла встать с постели из-за болезни, просила меня зайти к ней и показать компас. Как ни велико было их удивление, но я был удивлен еще больше, обнаружив такое невежество у людей, владеющих тысячами голов скота и обширнейшими эстансиями [имениями]. Объяснить это можно разве лишь тем обстоятельством, что эта глухая часть страны редко посещается иностранцами. Меня спрашивали, что движется – земля или солнце, жарче или холоднее к северу, где находится Испания и многое другое в этом роде. У большинства жителей было весьма смутное представление, будто Англия, Лондон и Северная Америка – различные названия одного и того же места; те же, кто был лучше осведомлен, знали, что Лондон и Северная Америка хотя и разные страны, но расположены рядом и что Англия – большой город в Лондоне!

У меня были прометеевы спички, которые я зажигал, надкусывая[62]; то обстоятельство, что человек может добывать огонь при помощи своих зубов, казалось таким чудом, что люди целыми семьями сбегались посмотреть, как это делается; раз мне предлагали целый доллар за одну спичку. Умывая лицо по утрам, я вызвал этим множество толков в селении Лас-Минас; один именитый купец с пристрастием допрашивал меня по поводу такой странной привычки, а равно и о том, почему, находясь на борту корабля, мы отращиваем бороды, ибо он слышал об этом от моего проводника. Он смотрел на меня с большим подозрением; быть может, он слыхал об омовениях, предписываемых магометанской религией, и, зная, что я еретик, вероятно, пришел к заключению, что все еретики – турки.

В этой стране существует повсеместный обычай просить ночлега в первом подходящем для этого доме. Удивление, которое возбуждал мой компас и прочие мои искусные «фокусы», сослужило мне известную пользу, ибо все это, вместе с длиннейшими рассказами моего проводника о том, как я раскалываю камни, отличаю ядовитых змей от безвредных, собираю насекомых и т. д., и было моей платой за гостеприимство. Я пишу обо всем этом так, как будто находился среди обитателей Центральной Африки: Банда-Орьенталь[63] не будет польщена подобным сравнением, но именно таковы были мои впечатления в то время.