Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» - Чарльз Роберт Дарвин

Пытаясь убежать, они ведут себя весьма глупо, а будучи рассержены или испуганы, издают свое «тукутуко». Одни из экземпляров, которые я держал у себя живыми, уже в первый же день сделались ручными и не пробовали ни кусаться, ни убегать, другие оказались несколько более дикими.

Человек, который поймал их, уверял, что неизменно находит очень много слепых тукутуко. Действительно, заспиртованный мною экземпляр был слепым; м-р Рид считает, что это следствие воспаления мигательной перепонки глаза. Когда животное это еще было живым, я помещал палец не дальше полудюйма от его головы, и оно ничего не замечало; однако по комнате оно передвигалось ничуть не хуже других.

Если учесть, что тукутуко ведут исключительно подземный образ жизни, то слепота, так часто у них встречающаяся, едва ли приносит им серьезный вред; но все же странным кажется наличие у животного органа, столь часто подверженного повреждению. Ламарк был бы восхищен этим фактом, если бы знал его, когда выдвинул свое предположение[74] (вероятно, более близкое к истине, чем это обычно для него) о постепенно приобретаемой слепоте у Aspalax – грызуна, живущего под землей[75], и у протея – земноводного, живущего в темных пещерах, наполненных водой; у этих животных глаза находятся почти в зачаточном состоянии и покрыты волокнистой перепонкой и кожей.

У обыкновенного крота глаза необычайно малы, но вполне развиты, хотя многие анатомы сомневаются, связаны ли они с настоящим зрительным нервом; зрение у него, конечно, развито недостаточно, хотя, вероятно, и оказывается полезным, когда животное покидает свою нору. У тукутуко[76], который, как я полагаю, никогда не выходит на поверхность земли, глаза несколько больше, но часто слепнут и становятся бесполезными; впрочем, это, очевидно, не причиняет никакого неудобства животному. Без сомнения, Ламарк сказал бы, что тукутуко в настоящее время переходит в то состояние, в котором находятся Aspalax и протей.

Покрытые травой волнистые равнины вокруг Мальдонадо изобилуют многочисленными видами птиц. Здесь есть несколько видов из семейства, которое по строению и образу жизни сродни нашим скворцам; среди них замечателен своими повадками Molothrus niger [77].

Часто можно видеть, как эти птицы по нескольку сразу сидят на спине коровы или лошади; усевшись на изгороди и вычищая перья на солнышке, они иногда пробуют петь или, вернее, свистеть; это совершенно своеобразные звуки: похоже на то, будто пузырьки воздуха быстро выходят с пронзительным свистом через маленькое отверстие под водой. По словам Азары, эта птица подобно кукушке кладет свои яйца в гнезда других птиц. Местные жители несколько раз говорили мне, что здесь действительно есть какая-то птица с такими привычками, а мой коллектор, человек очень точный, нашел гнездо местного воробья (Zonotrichia matutina), в котором одно яйцо было крупнее прочих и иного цвета и формы.

В Северной Америке живет другой вид Molothrus (M. pecoris) с такими же кукушечьими привычками; во всех отношениях он самым тесным образом сродни лаплатскому виду, даже до такой мелочи, как привычка садиться на спину домашнего скота; он отличается лишь несколько меньшей величиной и несколько иным оттенком перьев и яиц. Такое близкое сходство в строении и повадках у двух видов, замещающих друг друга в противоположных частях громадного материка, кажется всегда поразительным, хотя оно и постоянно встречается.

М-р Суэйнсон справедливо заметил[78], что, за исключением Molothrus pecoris, к которому следует присоединить еще и M. niger, кукушки – единственные птицы, которых можно назвать настоящими паразитами, т. е. такими, которые «приживаются полностью к другому животному, чье тепло способствует развитию и вылуплению их птенцов, чьим кормом эти птенцы питаются и чья смерть привела бы и к их гибели в период младенчества».

Замечательно, что у некоторых – но не у всех – видов кукушек и Molothrus общим является только этот странный паразитический способ размножения, тогда как почти по всем другим своим повадкам они прямо противоположны друг другу: Molothrus, как и наш скворец, отличается общительностью и живет на открытых местах, бесхитростно и ни от кого не таясь; кукушка же, как всем известно, птица исключительно дикая, держится в самой глухой чаще и питается плодами и гусеницами. По строению своему эти два рода также весьма далеки друг от друга.

Чтобы объяснить происхождение этой привычки кукушки класть яйца в гнезда других птиц, было выдвинуто множество теорий, в том числе даже френологических. Мне кажется, однако, что только один Прево своими наблюдениями[79] пролил свет на этот запутанный вопрос: он установил, что самка кукушки, которая, по свидетельству большинства наблюдателей, кладет по крайней мере от четырех до шести яиц, должна спариваться с самцом каждый раз после того, как снесет одно или два яйца.

Но если бы кукушка вынуждена была сама высиживать свои яйца, ей пришлось бы либо садиться сразу на все яйца – и таким образом оставлять те, которые были отложены первыми, на столь долгий срок, что они, вероятно, успели бы за это время испортиться, – либо же высиживать каждое яйцо или каждую пару яиц в отдельности по мере их снесения; но поскольку пребывание кукушки в данной стране значительно короче, чем у всех других перелетных птиц, то ей, конечно, не хватало бы времени, чтобы поочередно высиживать яйца.

Следовательно, причину того, что кукушка откладывает свои яйца в гнезда других птиц и оставляет их на попечение приемных родителей, можно усмотреть в том обстоятельстве, что кукушка спаривается несколько раз и кладет яйца с перерывами. Я сильно склоняюсь к тому, что эта точка зрения правильна, потому что сам независимо пришел (как мы увидим ниже) к аналогичному заключению относительно южно-американского страуса – самки этих птиц паразитируют, если здесь уместно это выражение, одна за счет другой: каждая откладывает несколько яиц в гнезда нескольких других самок, а весь труд по высиживанию подобно чужим приемным родителям у кукушки принимает на себя страус-самец.