Линия ангелов - Фелиция Флакс

— Домой тебе еще рано. — Гарланд как будто догадался о моих мыслях, — Твой отпуск в самом разгаре.

— Могу ли я взять с собой фотоаппарат? — поскольку спорить с ангельской стихией бесполезно, лучше позаботиться о другом.

— Можешь.

…С океана дул сильный ветер. Одетая в легкие брюки и футболку (неизвестно чьи, но женские), я с развевающимися волосами смотрела на крохотный самолет, стоявший у края взлетной полосы. Откуда-то из-под него вылез выпачканный с головы до ног машинным маслом Скарамуш и весело кивнул Гарланду:

— Все в порядке, Стефан. Машинка жаждет полетать.

Гарланд сам сядет за штурвал самолета? Признаюсь, у меня едва не случилась истерика на взлетном поле. Я даже вознамерилась удрать. Но, словно уловив мои устремления, Ангел-city крепко взял меня за локоток и повел к самолету.

— Вы умеете водить самолеты? — пробормотала я обессилено.

— Владелец авиационной компании просто обязан уметь водить самолеты, — отозвался Стефан, ни на секунду не выпуская моего локтя. — Иначе грош ему цена как бизнесмену и как хозяину. Я летаю на самолетах с четырнадцати лет.

— И кто же вас научил?

— Скарамуш.

— Он ваш родственник?

— Он мой отец.

Я едва не вывалилась из распахнутой кабины пилота обратно. Сколько же нервных потрясений за один едва начавшийся день! К концу «отпуска» от моих нервов ничего не останется.

* * *

Я не знала, на что смотреть: то ли на красоту, v раскинувшуюся под небом, в котором мы кружили, то ли на лицо ангела, захваченного полетом.

Ей-богу, и то и другое просто поражало.

Каланта и в самом деле напоминал раскинувшийся на лазурной воде огромный цветок, с мягкими контурами, любовно омываемыми океаном. Зелень всех оттенков сверкала на солнце, чередуясь с голубыми прожилками трех извилистых тонких ниточек-речушек.

— Вон там, смотри, блестящее пятнышко. Это озеро. Наш главный источник пресной воды. Озеро крохотное, но немыслимо красивое. Оно называется Блюдце.

Ангел-city на секунду обратил на меня свои глаза. Я еще никогда не замечала такого фантастического блеска в них. От множества скачущих бликов они переливались, меняя цвет от темно-фиолетового до антрацитового, от бриллиантово-зеленого до графитового. В тех глазах открывался портал в иную вселенную. В них можно было упасть и не вернуться.

Я упала и не вернулась…

И даже не пыталась.

Мы находились в небе. Один на один. А весь остальной мир остался внизу. А если в небесах смотреть друг другу в глаза, то можно лишиться рассудка. Здесь, наверху, среди облаков и бесконечной синевы, сердце стучит иначе, сбиваясь с земного ритма и приближаясь к частоте ритмов небесных. Здесь и дышится по-другому. Отсюда до рая — рукой подать…

Самолет внезапно вздрогнул, и Ангел-city сжал пальцы на штурвале. Я взялась за «Никсон», принимаясь методично фотографировать озеро. Слова все закончились.

Мне бы хотелось также сделать снимок Стефана за штурвалом. В те минуты, когда он весь околдован полетом. Когда у него лицо светится особенным светом, превратившись в осиянный иконный лик. Хотя у того лика вместо нимба — наушники. Впрочем, у Ангела-city только такой нимб и может быть.

Мне хотелось запечатлеть его уверенно сжимающие штурвал руки, которым самолет повинуется как богу.

Мне много чего хотелось, однако я не решилась нарушить гармонию, жестоко вклинившись в нее щелчками, жужжанием зуммера и фотовспышкой. Поэтому я продолжала снимать виды внизу.

Затем самолет пошел на посадку. Я вжалась в сиденье и закрыла глаза. Я не боялась. Просто жалела, что все фантастическое быстро закончилось. Слишком быстро. И на земле глаза у Ангела-city снова станут черными пятнами, свет схлынет с удивительного лица. Лик погаснет.

Скарамуш нас ждал, потирая ручки. Когда самолет остановился, он шустро подскочил к кабине с моей стороны, помогая выбраться наружу.

Вспомнив, что таинственный старикан — отец Гарланда, я непроизвольно задержала взгляд на нем. Увидела небесные глаза и задалась вопросом: почему у отца глаза цвета неба, а у сына — цвета угля, которым в аду печи топят?

— Ну, как слетала, ненаглядная? — живо поинтересовался Скарамуш, чрезмерно суетясь и брызжа искристой энергией, воспламеняя все вокруг. Кроме меня.

За пару мгновений он произвел множество действий: и за ручку меня взял, и ручку погладил. Заглянул в глаза. И покачал головой, услышав мой ледяной ответ.

— Прекрасно.

Меня слегка пошатывало. Я сделала пару шагов по направлению к «Лендроверу» и поняла, что могу упасть. Возвращаться с небес на землю — что может быть ужаснее?

Скарамуш позволил мне побыть в одиночестве и устремился к Стефану, который оставался в кабине пилота. С ходу легко заскочил к нему, несмотря на высоту. И обе головы, обе светлые — золотоволосая и седая — низко склонились над чем-то. Наверное, над приборной доской.

Прислонившись спиной к нагретому на солнце огромному автомобилю, я наблюдала, как за стеклом Гарланд разговаривает с отцом. Скарамуш жестикулировал и мотал головой. Гарланд широко улыбался. Потом что-то произнес, и оба расхохотались.

Я отвела глаза. Вокруг плавилась тишина, напоенная райскими ароматами цветов. Ветер с океана, свежий, соленый и бешеный, жаждал подхватить, унести и швырнуть в морскую бездну.

Я пребывала в удивительном и непостижимом мире, в котором краски имели душу, а цветы являлись частью феерического волшебства. Но принял ли меня, абсолютно чужую и даже враждебную, этот дивный мир? Мне казалось, что нет. Я, со своим «Никсоном», легкими, полными городской пыли, и сердцем, чей ритм не совпадал с сердцебиением ангела, не могла стать частью рая.

Я опять посмотрела на самолет. И поймала взгляд Гарланда, устремленный на меня сквозь стекло.

Я снова отвела глаза.

Ангел-city продолжал на меня смотреть.

…Я проснулась от того, что губы обожгло. Точно по ним змейкой пробежали искры. Веки, тяжелые ото сна, не сразу открылись. Губы обожгло вторично, и после этого сон улетучился.

Судорожный вздох вырвался у меня, когда вместо антрацитовой ночи я увидела черные очи, близкие-близкие, мерцающие.

— Тс-с, — улыбнулся Гарланд, прикладывая палец к моим приоткрывшимся губам. — Ты обречена и тебе ничего не поможет.

Одеяло было сдернуто, но я, потрясенная, не успела ощутить ночной прохлады, струящейся из приоткрытого окна. Обнаженное горячее тело Гарланда прижалось к моему. Он схватил мои взметнувшиеся руки и припечатал к подушке.

— Нет, — прошептал он, лучезарный во мраке, — даже не пытайся. Это ночь — моя. И ты этой ночью — тоже моя.