Старшие Арканы - Чарльз Вильямс

— Звезда! — возмущенно фыркнул м-р Кенинсби. Дажекогда они остановились перед домом, едва различимым в темноте, он еще не вполнесовладал со своим дыханием. Однако слуга, почтительно склонившийся передгостями у дверей, немного примирил его с действительностью. Старший м-р Ливстретил приехавших в зале. Он был сама любезность, и у м-ра Кенинсби ещебольше отлегло от сердца. Уже в течение первых двух минут ему удалосьрассказать хозяину о встрече на дороге. «Чем скорее этот — и вправду весьмаприятный — пожилой джентльмен узнает, как ведет себя его сестра, темлучше», — сразу же решил для себя м-р Кенинсби.

Реакция хозяина не обманула его ожиданий. Внук недаром весьпоследний месяц рассказывал Аарону о тонкостях характера м-ра Кенинсби. Ааронказался подавленным и потрясенным услышанным. Он принес все возможные извиненияи предложил отложить объяснения. Ведь гости замерзли, устали и, скорее всего,голодны. Комнаты для них приготовлены, и он надеется, что ужин, положим, черезполчаса…

— Я бы не стал называть это обедом, .. —непринужденно приговаривал м-р Ли, провожая м-ра Кенинсби в его комнату. Сибили Нэнси он предоставил заботам служанок. — Нынче вечером не будем говоритьоб обеде. Надеюсь, вы простите нам скромность обстановки. В вашем лондонскомкругу вы наверняка привыкли к большим удобствам.

— У вас замечательный дом, — отвечал м-р Кенинсби,поднимаясь по действительно великолепной лестнице.

— Построен в тысяча семьсот семнадцатом году, сообщилАарон. — Одному пэру пришлось срочно бежать из Лондона после восстанияякобитов в пятнадцатом году, вот он и выстроил себе этот дом. Любопытнаяистория, как-нибудь я вам ее расскажу. Он был ученым и поэтом и провел здесьжизнь в полном одиночестве.

— Очень романтично, — сказал м-р Кенинсби,чувствуя к пэру-якобиту определенную симпатию.

— А вот эту комнату я осмелюсь предложить вам, —сказал Аарон. — Этим вечером вид из окна, конечно, не очень, но в ясныйдень отсюда иногда видно море. Надеюсь, вам будет удобно. Итак, скажем, черезполчаса внизу?

Он поспешил обратно — маленький, согбенный, но сохранившийбодрость старик, и м-р Кенинсби закрыл за ним дверь.

«Как мало общего между ним и его сестрой, подумал м-рКенинсби. — Удивительно, как могут отличаться друг от друга братья исестры. — Ему представилась Сибил. — В каком-то смысле Сибилудивительно безответственная. Она ведь спровоцировала эту кошмарную старуху. Вней и самой есть что-то дикое. Какое счастье, что эта черта натуры просто не имелавозможности проявиться. Кто знает, если бы ту старуху поместить в другуюобстановку… Но если у ее брата такой дом, почему же она шляется по дорогам? Вовсяком случае, это решает вопрос с картами. Так и скажу Нэнси, если она еще раззаведет разговор. Чтобы прощальный дар моего дорогого Дункана — те вещи,которые он оставил мне на смертном ложе — чтобы они попали к человеку, укоторого тетка — цыганка, да еще ненормальная! Исида, — повторил он сглубокой неприязнью. — Божественная Исида. Господи Боже!».

Утром Нэнси с удивлением отметила, что спалось ей хорошо; тоже самое, но скорее с неудовольствием, констатировал и ее отец. Спросить, какспалось Сибил, никому в голову не пришло. В ответе можно было не сомневаться.Такие вещи, как бессонница, похоже, не имели к Сибил никакого отношения. Онаникогда не говорила об этом, соответственно, никто ее и не спрашивал. В этоммире есть твердое правило: то, что не является предметом живого личногоинтереса, быстро утрачивает всякую общественную значимость.

Нэнси проснулась, потянулась с удовольствием, вспомнила, гденаходится, и нашла перспективу провести целую неделю с Генри восхитительной.Вокруг было как раз столько людей, чтобы Генри стал еще более желанным, если недрагоценным. Ей вдруг подумалось, что он, должно быть, уже внизу, а она тутвремя теряет! Но, уже выскочив из постели одним ловким и гибким движением, онавдруг переключилась на другое настроение. Вот они и здесь — у его деда. Пришловремя разобраться со всеми туманными намеками и обещаниями. Генри что-то хотел;что-то ему было нужно от нее; она чувствовала это и нервничала, не понимая, чтоименно должна сделать.

Нэнси глубоко вздохнула. Генри кое-что уже показал ей, онапрекрасно помнила, как земля возникала у нее в руках. Сколько раз с тех порНэнси тщательно мыла руки, но ощущение земли на ладонях не проходило.Достаточно начитанная, успевшая приобщиться к краешку человеческой культуры,Нэнси, конечно, вспоминала «Макбета» и даже пришла к выводу, что, возможно,Шекспир говорил о вещах куда более жизненных, нежели представлялось ей раньше.Слова словно возникали и вновь опускались в самые глубины ее существа —«Никакие ароматы Аравии не отобьют этого запаха у этой маленькой ручки»[2]

Нэнси машинально потерла ладони, потом повторила жест ужевполне осознанно и, снова вспомнив леди Макбет, заставила себя остановиться.Когда-то давно она уже видела это в театре. Ей очень хорошо запомнилось, какледи Макбет поворачивалась к зрителям — высокая, призрачная фигура в глубинесцены, одинокая и проклятая… И Ведьмы как они там пели?

Взявшись за руки, бегом

Вкруговую в пляс пойдем.

Замелькает хоровод,

Из под ног земля уйдет…

Не это ли произошло с ней вчера в автомобиле когда она не тоспала, не то грезила? И сумасшедшая старуха на дороге… Сестры-ведьмы… Тастаруха и тетя Сибил, взявшиеся за руки, как будто они собрались пуститься впляс… Пузыри земли, которые летают по миру — куда захотят — сосверхъестественной быстротой… Еще одна строчка всплыла в памяти: «Хватит! Чарысплетены!». Сплетены — и ждут, кто их расплетет. И Генри ждет. От ожиданий духзахватывало. День, не успев начаться, уже звенел бесчисленнымипредзнаменованиями. Ее сердце трудилось вовсю — оно наполнялось растущейлюбовью. Нэнси прижала ладонь к груди, пытаясь унять томительную боль.«Генри, — произнесла она вслух, — Генри!». Как ей быть? Что моглоозначать сотворение земли? В том, что происходило с ней сейчас — в радости имуке — был, казалось, какой-то глубинный смысл, ключ к ее грезам, к разгадкетайны сестер-ведьм. Ее новое состояние — оно тоже послано землей… и водой.

Не в силах больше оставаться на месте, девушка порывистоподошла к окну. Утро занималось ясное и холодное; на горизонте лежало невидимоеморе. Где бредет сейчас та скиталица — по береговой кромке, между морем иземлей? А в небесах над океаном проступают царственные обличья Императора иИмператрицы… В сердце Нэнси рождалась новая, неведомая сила, она выплескиваласьна грудь, на плечи, стекала вниз, к рукам, лежавшим на подоконнике. Нэнсикоснулась лбом холодного оконного стекла, предчувствуя приближение тайны. В еедуше разворачивалась величайшая из мистерий; вот они, море и земля, и теперь ихпосланцем была она сама.