Сказаниада - Петр Ингвин

Все правильно. Но раны Соловья затягивались, переломы срастались, походка становилась все более уверенной… а Елена будто не замечала. При этом сама стеснялась подопечного все меньше. Могла зайти в речку в его присутствии, просто подобрав руками низ сарафана. Или в закатных лучах мыть ноги, стоя с западной стороны, когда пронзенная светом одежда обращалась в фикцию. Когда Соловей пел, она ложилась в траву рядом с ним, раскидывала руки и мечтательно глядела на плывущие облака.

Вроде бы все безобидно. Почему же душа не на месте?

— Милый, не будь букой, — говорила Елена, когда Георгий нервничал. — Все хорошо.

Он очень старался не быть букой. С каждым днем это становилось труднее. Елена не возмущалась, когда раненый обнимал ее в ответ на помощь — вроде бы с благодарностью, но шаловливые ручки успевали многое. А однажды Георгий увидел, как она в сумерках возвращалась с купания — одна рука поперечно прикрывала грудь, вторая придерживала прижатое к животу платье. Порыв понятен: зачем надевать, если через пару секунд снова снимать? Но неподалеку лежит и, возможно, не спит посторонний мужчина!

— С ума сошла?! — Георгий втолкнул ее в дом. — А если увидит?

— Он меня уже видел — когда шел по болоту, перед тем как сознание потерять. И ничего. В отличие о тебя, он из ерунды проблемы не делает.

Потемнело в глазах. Грудь жгло: это ее догадка, или ей рассказали? Георгий медленно выдохнул. Когда заговорил, голос почему-то стал сиплым:

— Он сам сказал?

— Обмолвился случайно, когда про татуировку расспрашивал.

Одно другого хлеще. Теперь голос не просто осип, а почти пропал:

— Просил показать?

Елена вдруг отвела глаза. Георгий понял.

— Показала?

— Не заводи свою шарманку. Показала, но только татуировку. И хватит об этом. Жизнь прекрасна, это и есть рай, который по своей дурости мы сами делаем адом. В конкретном случае «мы» это «ты». Если не можешь вытащить из грязной ямы себя — хотя бы не тащи туда других.

Она была права. Дело в нем, а не в ней. Проблему создает его мнительность, с этим и нужно бороться.

Следующий день прошел без нервов — Георгий специально ушел подальше, чтобы не рвать сердце по надуманным поводам. У самых болот лежало упавшее дерево, периодически он рубил огромный ствол на чурки и сегодня решил отделить и прикатить домой еще парочку. Ближние деревья лучше сохранить на будущее — вдруг что-то со здоровьем случится, или нагрянут нежданные холода?

Стук топора до избушки не долетал, далековато. Соответственно, никакие звуки не могли донестись и оттуда. Полчаса работы превратили мозг в кашу — воображение выдавало такое, что Георгий не выдержал.

Сначала он бежал. Недалеко от избушки пришлось постоять и отдышаться. Когда соломенная крыша уже просматривалась среди ветвей, от речки донеслись плеск и вкрадчивый голос Соловья:

— Я немножко волшебник. Могу сделать так, что ты не перепрыгнешь, скажем, через этот таз.

— И как же ты это сделаешь? — заинтересовалась Елена.

— Давай поспорим, что я смогу это сделать.

— Схватишь меня и не дашь прыгать?

— Даже пальцем не дотронусь.

— А чем? — съязвила Елена.

Георгий осторожно раздвинул ветки. Елена стирала, сидя на бревнышке у берега, у кромки воды стоял таз с бельем, а Соловей лежал в траве метрах в пяти и пожевывал травинку.

— «Даже пальцем» подразумевает, что ничем. — Соловей сделал вид, что обиделся. — Я никак не ограничу тебя. И если ты перепрыгнешь таз, я сочиню о тебе балладу и до конца дней буду петь на каждом перекрестке.

— А мне споешь?

— А как же. Сразу же. Тем более, что я уже начал сочинять. Значит, спорим?

— Спорим!

— Отлично. А если не перепрыгнешь, придешь ко мне ночью.

— Постой, что значит «придешь», как у тебя язык повернулся? И куда ты потащил таз?

Георгий стиснул зубы. Если таз поставить в воду, то прыгать через него придется в реку. У Елены будет два выхода из положения: прыгнуть и выйти в облепившем тело мокром сарафане или предварительно раздеться.

Последнее отбрасываем, на такое она неспособна. Но в первом случае ей придется как-то объяснить Георгию, почему одежда мокрая. Любопытно: скажет правду или соврет, что оступилась и упала в речку случайно?

А если соврет — как ей верить дальше?

Кстати, он не учел третий вариант. Елена может отказаться прыгать. А по условиям, на которые по глупости согласилась, она, не перепрыгнув, проиграет.

Лучше вмешаться, пока не поздно. Георгий выдвинулся вперед…

Его не увидели, оба стояли спиной. Соловей шагнул к нависшему над водой дубу и закинул таз высоко на ветку:

— Прыгай.

До таза даже рукой не достать.

Георгий отступил обратно в тень. Некоторое время с берега доносились возня и тихая ругань Елены — она то ли сбивала таз палкой, то ли лезла за ним, хотя Георгий знал, что с деревьями у нее отношения сложные, встреча может повредить шкурку обоим. Никогда в жизни Елена не забиралась туда, куда нельзя запрыгнуть.

Допрыгалась.

Нужно ли говорить, насколько нервным был вечер? Георгий не смотрел Елене в глаза — боялся увидеть решимость или равнодушие. Она молчала и тоже отводила взгляд. Ужин прошел скомкано, хорошо себя чувствовал только Соловей — когда ему принесли миску с кашей, он долго расхваливал хозяйку и ее великолепное творение, громко чавкал, показывая, как вкусно, и потом душевно пел до самой ночи, пока не отошли ко сну.

Елена — милая, теплая, знакомая до каждой родинки — лежала рядом, но казалось, что посреди кровати выросла стена. Каждый не спал и думал о своем. Георгий то и дело открывал рот, чтобы сказать, что все слышал… и закрывал. Что прозвучит в ответ? А главное — как его поведение выглядит со стороны? Подглядывал и не вмешался? То есть, подглядывание и слежка для него в порядке вещей? И после этого требует доверия?

Георгий не сомкнул глаз. Всю ночь. Лежал так, будто спал, дышал ровно, а ворочался лишь иногда.

Рядом так же «спала» Елена.

Меры следовало принять гораздо раньше, пока была возможность влиять на причины. Теперь нужно бороться со следствиями. Но не спать все ночи подряд не получится. И за дровами ходить надо, и это лишь один повод для долгой отлучки, а их десятки. Придется мучиться от диких предположений, которые подкинет фантазия. Кто назовет такое существование жизнью?

Кожа зудела от комариных укусов, но Георгий терпел — во сне не чешутся, а Елена должна быть убеждена, что он спит.

Когда веки смыкались, он кусал себя за язык. Напрягал мышцы. Считал овец. Вместо овец представлялись кривые зубы Соловья, к которым поочередно прикладывался молоток, и тогда их пересчет доставлял удовольствие.