Принц Вианы - Дмитрий Старицкий

Вслед за капелланом и остальные поспешили утолить первый голод.

— Это загородный охотничий домик дюка Анжуйского, — просветил меня хозяин, неловко пытаясь за мной ухаживать. — Я же тут только кастелян*. Так что считайте себя гостями самого господина дюка, который у нас еще и неаполитанский ре*. Вы под его защитой, хоть он и кузен Турского затворника.

Это фраза означала, что здесь нас будут защищать даже от целого войска французского короля. Только вот кем? Тем десятком инвалидов, которых мы видели в замковом дворе? Так что в ответ я только буркнул:

— Я тоже его племянник, что не мешало его людям напасть на меня прямо во дворе Плесси-ле-Тур.

Подали очень хорошее красное вино, почти черное, на вкус сорта каберне. Местное вино, как заверил хозяин, из замковых подвалов.

Общаясь как-то с археологами, я узнал, что самый древний сорт винограда в Европе — именно каберне-фран. Определили это по косточкам, прикипевшим к донышкам античных амфор. Но именно анжуйское каберне мне очень понравилось. В меру терпкое, в меру кислое, хорошо выдержанное. О чем не преминул сообщить хозяину — ему приятно, и я не кривлю душой.

— Мой принц, — польщенно улыбнулся барон щербатым ртом, — мне приятно слышать вашу похвалу, так как в давильный пресс и бочки я всю душу свою вложил за прошедшие тридцать лет. Видели бы вы, что тут творилось на виноградниках после Длинной войны… — махнул он рукой. — Мне пришлось новую лозу сюда возить из Бордо и Бургундии.

— Давайте за это и выпьем, — предложил я тост, — за гостеприимного хозяина этого славного местечка! И его прекрасную хозяйку!

Все подхватили здравицу, хотя вряд ли расслышали наш разговор.

— Я вам в дорогу дам бочонок этого вина, — пообещал польщенный кастелян, — раз оно вам так понравилось, ваше высочество. Ему шесть лет выдержки, и оно на пике зрелости. Ваше здоровье!

Ох, не напиться бы мне сегодня до неприличия: старое вино очень коварное. Это я еще по первой поездке в Болгарию помню.

— Здесь давно уже нет никакого привозного вина, — просвещал меня в местные реалии старый барон, хорошо так отпив из большого кубка. — С тех пор как тут закончилась всякая куртуазия с отъездом Рене Доброго в Прованс, где его в прошлом году и прибрал к себе Господь. Нынешний же дюк, Шарль Мэнский, сиднем сидит в Анжере за стенами крепости, и после смерти жены даже не помышляет о веселых праздниках с жонглерами* и музыкантами. Да и нет их тут — все укатили в Прованс вслед последнему царственному трубадуру Рене. Так что мы вряд ли сможем развлечь вас подобающе вашему сану, — поклонился мне барон, слегка привстав со стула.

— Мне сейчас не до развлечений, как видите, господин барон, — поспешил я его успокоить, указав пальцем в повязки на голове.

Иначе бы я точно остался без ужина, выслушивая бесконечные сожаления от старика. А слюна уже выделилась, как у собаки Павлова, при взгляде на многочисленные блюда, которые вереница слуг все ставила и ставила на стол. Хотелось жрать, а этикет требовал от меня отведать по маленькому кусочку от каждого блюда, и лишь потом выбирать, чем насыщаться. Микал меня заранее предупредил о такой засаде. Тяжела ж ты, шапка Мономаха!

Всего-то от каждого блюда по маленькому кусочку, а в итоге облопался, как паук мухами. Микал расстарался и все подтаскивал мне новые и новые блюда на пробу, походя отпихивая от моей особы местных слуг. А блюд этих на столе приготовили и расставили, как на роту голодных матросиков с острова Русский. Но не пропадет ничего — все доест многочисленная дворня в замке.

Каплуна я совсем не распробовал, чем он так особо от обычной курятины отличается, хотя и отъел от него приличный кусок; бройлер и бройлер, только зажаренный на вертеле. Я на каплуна специально налег потому, как с ним особые воспоминания связаны. В Перестройку это было. Заглянул я как-то в пафосный супермаркет из новых, который не для всех. Но и в них всегда можно было найти продукт, который был бы дешевле, чем в демократических магазинах. И вижу надпись «каплун» и — для особо одаренных, ниже расшифровка: «французский петух». Купил. Цена была средняя, а вот тушка — очень большая, с гуся так размером, только в груди пошире. Жена этого каплуна варила-варила, варила-варила, а он, стервь такой, — все жесткий и жесткий, не укусить даже. Не выбрасывать же… Заморозили и долго еще всей семьей питались куриным салатом, натирая каплуна в него на терке. Жена сказала, что это ни хрена никакой не французский петух, а самый настоящий «дикий кур».

Пулярка также ничем не отличалась на вкус от венгерских кур в целлофане. Разве что соусами. Те были разнообразными и выше всех похвал.

Лебедя я даже пробовать не стал, несмотря на все украшения этого блюда — жесткая очень птица.

Как-то в археологической экспедиции лебедушку поймали и схарчили — студентами еще. Начальник нас не кормил, а выдавал по рубль двадцать в день на питание. А ближайший магазин был за тридцать километров. И мясо в нем было в продаже не каждый день. И транспорт экспедиционный ходил в тот поселок как хотел, никого не предупреждая. Вот мы и подвиглись на охоту силками у ближайшего болота. Первой такой добычей стал лебедь. Потом мы их из силков выпускали — нехай летает, птиц железобетонный.

В Европе лебедь считается «царской птицей» — остальным даже жрать вроде как запрещено ее. В Англии до сих пор ежегодно лебедей поголовно отлавливают и кольцуют — собственность королевы, едрить ее налево. Сама не ест и другим не дает. Но тут, видать, сготовили анжуйцы лебедушку спецом для меня как члена королевской семьи. Я вот его не ел — так, на децил попробовал, а остальные собутыльники сточили диковинку целиком, едва не с костями. Понятно: когда еще выпадет такой случай, а тут и похвастаться на будущее всегда есть чем: «с принцем лебедя едал!» Типа нашего советского: «да мы с ним пили».

Вот паштет из дичи меня очень порадовал тонким насыщенным вкусом, и куриная печенка, приготовленная особым образом, по-анжуйски, хорошо пошла по пищеводу.

Ну и, конечно, фуа-гра, куда же без него. Пришлось показывать себя патриотом (выяснил по дороге, что по отцу изначально я из рода Фуа, из первых графов Шарлеманя), хотя эту циррозную и чрезмерно жирную гусиную печень я и в прошлой жизни не очень-то жаловал. И совсем не из-за ее дороговизны — просто на вкус не нравилась. Но тут меня удивили тем, что сделали это блюдо из утиной печенки. Пришлось попробовать из чистого любопытства — монопенисуально, как говорят врачи в двадцать первом веке.

Зато мальки угря в рассоле оказались просто божественными на вкус. Особенно под молодое белое вино сорта сира.

Сыров на десерт слуги приволокли более двадцати сортов, но сыр «морбье», удививший меня поначалу тонкой прослойкой натуральной золы, затмил их все. Удивительный, неожиданный для сыра сливочно-ореховый вкус. Я от него никак оторваться не мог, особенно под хорошее вино. Все отколупывал и отколупывал помаленьку перед каждым глотком.

В общем, оттянулся я за все свое полуголодное существование в этом времени, и в опочивальню меня опять пришлось под руки волохать. Ладно, я же раненый. Мне простительно и слабость показать.