Айса. Незваные гости - Антон Ферт

– Насрет, – отмахнулся Эдвард. – Никуда не денется.

// В айсе жизнь не на первом месте.

Большим пальцем левой руки Эдвард затер ладонь правой – он всегда так делал, когда думал или был возбужден.

– Но где голова мужчины? Ты ее спрятал? Это загадка – и тут мож… Ага, вижу, ты положил ее в пирамиду – формируешь яркую и прочную связь между религией и государственными достижениями… Хм, это очень интересный ход, замечу я тебе, он располагает постоять и порефлексировать, подискуссировать на разные темы. Вот что я тебе скажу, Томас. Если ты соорудил все это не специально, а ты, конечно, неспециально, ведь у тебя в голове таких мыслей даже не может возникнуть – это не оскорбление, просто ты глуповат, и мы оба это знаем, – то у тебя, возможно, интуитивная тяга к искусству. Природный дар, так сказать. Талантливые музыканты рождаются с чудесным слухом и длинными гибкими пальцами – и могут интуитивно играть музыку, хотя понятия не имеют о партитурах. Ты можешь развить свой дар и стать настоящим художником, вписать свою пока унылую историю в летопись мира, прославиться на века. Что скажешь? Думаю, эта сцена местами даже получше некоторых работ Магнуссона.

– Ох, нет! – вырвалось у Томаса. – Вот уж Айса разрази, мне быть как Магнуссон!..

Томас мало что понял из речи Эдварда – его волновала умирающая сфера, а еще страдал сломанный нос, – но при упоминании Яна Магнуссона он всполошился и побледнел.

Каждый айсаец слышал о Магнуссоне и хотя бы бегло изучал его «шедевры». Томас не разделял идеологию большинства айсайцев о доминировании над человечеством – и потому не принимал айсайского искусства. При виде творений Магнуссона его обычно тошнило. Томас не хотел иметь с прославленным скульптором ничего общего.

Однако он сразу пожалел о том, что сболтнул. Эдвард повернулся к нему – и нахмурился. Усмешка канула в Лету.

– Что ты имеешь против Магнуссона, придурок? – сказал он. – Дуболом вроде тебя не может его критиковать – уясни себе это. Он вошел в историю, его имя знает каждый – а ты, дурак? Ты всю жизнь будешь умиротворять, пока тебя не прихлопнет какой-нибудь сахиец или простой человечишка не вытрясет из твоей глупой черепушки остатки залежавшейся соломы. А не будь меня – ты бы вообще прозябал в отделах хозфака, десятилетиями подметал бы пол или выдавал швабры – кто вообще вспомнит человека, выдающего швабры?! Осел! Я тебе показываю свет и цель в жизни, пример для подражания, а ты воротишь свою невежественную ослиную рожу!

// В айсе при споре переходят на личности.

Любое отличающееся от своего мировоззрение и поведение Эдвард считал мерзостным. Именно поэтому он практически всегда был раздраженным. Но если снисходило хорошее расположение духа, как сейчас, – он мог попытаться переубедить заблудшую овцу. Впрочем, терпения надолго не хватало – Эдвард был вспыльчив и безжалостен. Обычно все заканчивалось тем, что он пускал в ход кулаки. Он считал, что зуботычина для обучения определенной когорты людей – наилучшее средство.

Томас маршировал рядовым в этой когорте – и поэтому ему частенько доставалось за его высказывания. Однако Томас и не возражал. Он сам себя корил за то, что открывает рот, когда не следует.

– Простите, герр Эдвард, вы правы, – заторопился Томас. – Я глуп, не осознаю величия… Это не моего ума… Не под силу…

– В самом деле! Какие художества, о чем я? Тебе умиротворять – потолок, с такими мозгами и неспособностью к учебе!

– Да, вы правы.

– Шалавы, Томас! – Эдвард зачесал предплечье. – Черт возьми, если сфера умрет, клянусь, я тебя на суку повешу. Ты бесполезный кусок говна!

Томас покорно уставился в пол – с подобной характеристикой он был согласен.

Эдвард подошел к «пирамиде». Положил на шею Кости ладонь – и закрыл глаза. В молчании прошло минут пять – Томас потратил их на самобичевания.

Эдвард Томасу напарник, а не босс, как могло показаться со стороны. Однако Томас действительно считал, что ему повезло: на Эдварда он практически молился. Они подходили, как инь и ян.

Томас – тело, а Эдвард – голова.

Лбу требуется тело, которому надо приказывать и повелевать. А туловищу – нужен центр управления, который говорит, куда идти и как действовать. И друг без друга они не могут.

Наихудшее, что совершают руки и ноги, – не выполняют указаний головы. Не слушаются, не подчиняются, ведут себя самостоятельно. Такое тело – дурное; а Томас частенько именно так и поступал. По этой причине случалось большинство их склок.

Однако в целом им было комфортно. У Томаса и Эдварда находилось много общего, что их сближало и формировало нечто вроде садо-мазо дружбы. Например, кожные заболевания, которые Эдвард принципиально не лечил, хотя мог бы, а Томас и рад бы вылечить – да не мог. Или любовь к природе и путешествиям, которые на сей раз завели их в сибирскую глухомань. Познакомились они на одном Испытании – разница в возрасте у них незначительная. Несмотря на старческий вид, Томасу всего двадцать пять – его состарили шутки ради в седьмом классе акации-сэмпаи.

// В айсе старшие издеваются над младшими.

– Ничего хорошего. – Эдвард выпрямился. За время диагностики он успокоился. – Ты ему печень пропорол, он вообще мог умереть от шока. Плюс большая кровопотеря, и начинается заражение – надо срочно контролем восстанавливать, иначе умрет. Как же ты так, Томас? В кой-то веки найдена взрослая сфера, а ты ей по печени…

– Вот так, герр Эдвард… Не приметил сразу. Она какая-то странная, с прогалинами, будто рваная и… И многое. Я сначала подумал, это свитер такой, а потом она двинулась и… И тут уж я догадался. Да было поздно, я крицу кинул…

Эдвард посмотрел на Костю. Сфера действительно чудная – Эдвард впервые такую видел.

По форме она напоминала земной шар с континентами и океанами. Светло-желтые, солнечные материки медленно перемещались – это были куски нормальной сферы. А вот прозрачные моря и океаны – это места, где сфера отсутствовала, их Томас назвал «прогалинами». Обычно сфера покрывала человека полностью и равномерно, без всяких дыр.

– Так это получается, вы его крестите? – спросил Томас.

– Ну разумеется, а как иначе. Я уже его подлечил слегка, но здесь нужен сильный контроль – а он, без сомнения, проломит барьер.

– Директор будет недоволен, – осторожно заметил Томас. – Он всегда говорил, что нельзя крестить…

– Да! А то я не знаю. Из-за тебя опять влетит мне – ты накосячил. Но парень лучше живой и крещенный, чем мертвый. Его история не закончится тут – я это вижу, как свои пять пальцев. Так, вот что мы сейчас сделаем… – Эдвард затер ладонь. – Лечить его здесь я не буду, мне нужно сконцентрироваться. Тащи его в машину, а я пока тут приберусь.

– А Наташа? Что мне ей сказать?

Эдвард поморщился. Наташа была девушкой легкого поведения, которую он встретил прошлой ночью, сразу после приезда в город N, в клубе «Z@O». Клуб тем хорош, что там подавали креветки и устрицы. Эдвард мог их поедать, пить коктейли, глядеть на танцующую, переливающуюся под прожекторами плоть – и под отупляющий бит спокойно сочинять великие стихи…