Динара - Улугбек Садыбакасов

Озилом, в честь футболиста. Тоже по моей инициативе, разумеется.

Когда в среде киргизских официантов поднималась какая-нибудь смута, связанная с низким окладом или несправедливым распределением труда, то по взмаху волшебной палочки появлялся Месут. Он был парламентёром в киргизско-курдских конфликтах.

– Ушул түрк гана адам сыяктуу сүйлɵт2, – говорили наши доверчивые парни.

– Siz Müslümansınız, biz Müslümanız3.

Ребятам подобное было весьма по душе. Киргизы таяли, слушая что-нибудь об истории нации или религии, о величии. Неважно, что. Лишь бы было про величие.

Такое часто говорили клиенты-турки, вызывая положительные эмоции у официантов-киргизов: чтобы не давать чаевых. А в случае с Месутом – чтобы была рабская привязанность к работе. Как откажешь после таких лестных слов!

Турецкая культура мне очень нравилась. Нравилось их стремление к западным ценностям. У них был порядок в умах, во внешнем виде, в работе. Турки и вправду заправляли всеми тюркскими народами. Они много не болтают, свою крутость доказывают не на словах, а на деле. Но я не был сторонником пантюркизма.

1 – (тур. – У нас общая история)

2 – (кирг. – Единственный турок говорит (обращается) хорошо)

3 – (тур. – Вы мусульмане, мы мусульмане)

***

09 сентября 2018 года.

Я хотел пообедать в столовой отеля, впрочем, как и всегда. Обед в 12:00. Моя смена начнётся в 16:00. Сейчас 11:00. Прошлой ночью я рано уснул, потому рано встал, сделал пробежку, принял душ, почитал дешёвый американский детектив, сделал наброски к своей повести о путешественнике.

Теперь лежу и мечтаю. Есть ещё время. Вдруг звучит будильник Айбека. Он всегда так делает – ставит будильник на полную громкость и долго его не выключает. Я терпел это с конца июня, сейчас начало сентября. Встаю.

– Өчүр1, – тихо говорю я.

Поросячьи глазки даже не открываются. Я повторяю.

– Өчүр, деп жатам сага2!

Он потягивается и зевает, но глаза так и не открывает. Я говорю в третий раз.

– Эээ, акрын3, зае…л! – Раздражённо отвечает он.

Мне не понравилось его чисто деревенское эээ. Молча, со всей силы бью его левым кулаком в бровь. Это болезненное место на лице человека. Подушка в крови. Он пытается соскочить, словно его облили ведром холодной воды. Я ударил его в то же самое место ещё раза четыре, чтобы ему не казалось, что мне его жалко. Айбек укрывался руками. Все присутствующие соскочили с кроватей. Они притворялись спящими, слушая наш короткий диалог.

Из разнимающих, на меня особенно зол был Азат. Бить своих друзей – это его любимое дело. А тут какой-то городской житель начал кормить ударами наглую морду его двоюродного брата. Где это видано? Где это слыхано?

Как правило, именно деревенские киргизы диктуют правила общественной жизни, они патриархальны и считаются хозяевами страны, это не обсуждается. Как такое могло случиться, чтобы киргиза бил русскоязычный, торчок, шаардык бала4, балконский? Но даже Азат ничего не смог сказать мне – это было выше его понимания. Айбек был целиком неправ, получил по заслуге. Дело с концом.

1 – (кирг. – Выключай)

2 – (кирг. – Выключай, я тебе говорю!)

3 – (кирг. – тише)

4 – (кирг. – городской мальчик)

***

В начале сентября был сильный наплыв турок. В основном это были семьи, не успевшие урвать кусочки лета. Турки были капризными. Они сильно гоняли нас, и чаевыми от них даже не пахло.

Я работаю на Yakamoz. Тут и прелестный вид на море, и пасмурная погода, и большие волны. Всё было хорошо.

– Kazak mısın1? – Спрашивает меня турок средних лет.

– Yok, Kırgız2.

Он начал восхищаться киргизами, напоминая о межнациональном конфликте на юге Кыргызстана в июне 2010 года. Мол, так им и надо, узбекам. Турок сделал несколько характерных движений рукой, присвистывая и имитируя взмахи сабли и звон металла.

– Ben bir Türküm, Osmanlıyım. Kırgızlar afein çok iyi3! – Довольно цокал он.

– Мага баары бир4, – начал я по-киргизски, потом добавил по-турецки, – Türkler, Kürtler, Kırgızlar, Ruslar, Almanlar. Hepsi iyidir.

– Адам бол5, – неловко улыбается он.

– Evet. İngilizce biliyor musunuz?

– Yes, a little bit.

– It was a conflict. A lot of people were killed, thousands of women and children left their home. So, why are you so happy6? – Спокойно спрашиваю я.

Он уставился на своё rakı и ничего не ответил. Потом он попросил прибрать его стол. Я сделал, как он сказал.

– Kırgızlar burada yemek için çalışıyor7! – Крикнул он на всю округу и громко рассмеялся.

У меня секунд на десять перед глазами образовалась тёмная завеса. Об меня вытерли ноги. Я спокойно стою, зная, что нужно продержаться ещё несколько секунд, перетерпеть. После таких мгновений наступает целая вечность наслаждений. Мои скулы нервно дёргаются. Проходит ещё секунд двадцать, мне становится даже лучше, чем до того, как меня попытался принизить турок. В ту смену я был трезв, как стёклышко, но опьянён красотой мира.

1 – (тур. – Ты казах?)

2 – (тур. – Нет, киргиз)

3 – (тур. – Я турок, осман. Киргизы очень хороши)

4 – (кирг. – Мне без разницы)

5 – (тур. – Турки, курды, киргизы, русские, немцы. Все хорошие.

– Будь человеком)

6 – (тур. – Да. Вы говорите по-английски?

англ. – Да, немного

– Это был конфликт. Много людей было убито, многие женщины и дети

покинули свои дома. От чего же вы так счастливы?)

7 – (тур. – Киргизы работают здесь за еду!)

***

11 сентября 2018 года.

По вечерам уже прохладно. Мы с Абубакиром сидим на остановке недалеко от ложмана. Отработали очередную смену. Я пьян, он тоже. Абубакир начинает реветь и тереться лицом о моё плечо.

– Как тяжело, братан!

– Что именно? – Удивляюсь я.

– Всё, братан!

– Надо терпеть, Абу, – равнодушно отвечаю я.

– Я не могу. Мне пи…ц как тяжело!

Я пытаюсь проявить участие, но у меня плохо получается.

– Рассказывай.

– Моя мама звонила, говорит, что нужно внести оплату за обучение в школу. У меня две сестрёнки, маленький братишка. А я – единственный кормилец в семье. Мать без работы. Отец – инвалид.

– Нужно быть стойким, Абу. Больше у меня нет советов.

– У меня не получается, братан!

Он начинает вытирать слёзы и сопли о мою кофту. Я прижимаю его к груди, как старший брат.

– Нас никто не бомбит, в нашей стране мир. Это уже о многом говорит, Абу.

– Я знаю. Но мне родителей жалко. Отец когда-то работал в милиции. Его пырнули ножом в печень. Теперь он инвалид. Даже тогда он держался на работе. Занимался бумажной работой. Его лишь недавно уволили. Поставили