📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгДетективыТайна Желтой комнаты. Духи Дамы в черном - Гастон Леру

Тайна Желтой комнаты. Духи Дамы в черном - Гастон Леру

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 107
Перейти на страницу:
допросов, поскольку она не дает решительно ничего. Я не стану вызывать вас поочередно, отнюдь нет. Мы все останемся здесь: господин Стейнджерсон, господин Дарзак, папаша Жак, привратники, господин начальник уголовной полиции, письмоводитель и я. Все мы будем находиться здесь в равных условиях; пусть привратники на время забудут, что они арестованы. Мы станем беседовать. Я пригласил вас побеседовать. Мы пришли на место преступления – о чем же нам беседовать, как не о преступлении? Так давайте говорить о нем! Давайте говорить! Говорить свободно, умно или глупо! Будем говорить все, что придет в голову. Говорить без всякой методы, иначе ничего не выйдет. Я возношу пылкие молитвы богу случая, случайному ходу наших мыслей. Начинаем!

Закончив речь и проходя мимо меня, следователь шепнул:

– Каково? Представляете, какая сцена? Я сделаю из нее небольшую пьеску. – И он в ликовании потер руки.

Я перевел взгляд на господина Стейнджерсона. Надежда, родившаяся в нем благодаря заверениям врачей, что мадемуазель Стейнджерсон выживет, не стерла с его благородного лица следов глубокого страдания. Он считал, что дочь его умрет, поэтому выглядел пока еще совершенно опустошенным. В его мягких светло-голубых глазах таилась бесконечная печаль. Прежде мне неоднократно доводилось видеть господина Стейнджерсона на публичных церемониях. С первого же раза меня поразил его по-детски чистый взгляд: мечтательный, отрешенный от всего земного взгляд изобретателя или безумца. На этих церемониях, позади него или рядом, всегда стояла его дочь, которая, как говорили, никогда с ним не расстается и уже долгие годы помогает ему в работе. Эта тридцатипятилетняя, но выглядящая гораздо моложе женщина, целиком отдавшаяся науке, все еще восхищала своею царственной красотой, не подвластной ни времени, ни любви. Мог ли я тогда предположить, что окажусь однажды со своими бумагами у ее изголовья и услышу, как она, борясь со смертью, с огромным трудом рассказывает о самом чудовищном и таинственном покушении из всех, с какими мне приходилось сталкиваться? Мог ли я предположить, что окажусь, как сегодня, лицом к лицу с ее безутешным отцом, тщетно пытающимся объяснить, как злодей мог ускользнуть от него? Какая же польза от его тихой работы в уединенном убежище среди темного леса, если уединение это не может уберечь от трагедий жизни и смерти, которые достаются обыкновенно в удел тем, кто предается соблазнам города?[3]

– Итак, господин Стейнджерсон, – довольно будничным тоном произнес господин де Марке, – прошу вас стать в точности на то место, где вы находились, когда мадемуазель Стейнджерсон направилась к себе в комнату.

Господин Стейнджерсон поднялся и, остановившись в полуметре от дверей Желтой комнаты, заговорил ровным, бесцветным, на мой взгляд – просто мертвым голосом:

– Я стоял здесь. Около одиннадцати, проведя в лабораторной печи короткий химический опыт, я пододвинул письменный стол сюда, чтобы папаша Жак, весь вечер приводивший в порядок мои приборы, мог проходить у меня за спиной. Дочь работала за этим же столом. После того как она встала, поцеловала меня и пожелала доброй ночи папаше Жаку, ей пришлось, чтобы войти в комнату, протиснуться между столом и дверью. Теперь вы видите, что я находился довольно близко от места, где было совершено преступление.

– А стол? – спросил я, в соответствии с волей начальника вмешиваясь в разговор. – Когда вы, господин Стейнджерсон, услышали крики о помощи и выстрелы, где стоял стол?

Ответил мне папаша Жак:

– Мы придвинули его к стене, примерно туда, где он сейчас, чтобы свободно подойти к двери, господин секретарь.

Я продолжал свои рассуждения, особого значения которым, правда, не придавал:

– Значит, стол стоял так близко к двери, что человек мог незаметно, согнувшись, выйти из комнаты и проползти под столом?

– Вы забываете, – устало прервал меня господин Стейнджерсон, – что дочь заперлась на ключ и задвижку и мы начали ломать дверь при первых же криках, что мы были уже у двери, когда моя бедная девочка боролась с убийцей, что шум этой борьбы все еще доходил до нас и мы слышали, как несчастная хрипела, когда убийца душил ее, а следы его пальцев есть у нее на шее и до сих пор. Как ни стремительно было совершено нападение, мы тоже не медлили и сразу же оказались перед разделявшей нас дверью.

Я встал и, подойдя к двери, еще раз весьма тщательно осмотрел ее. Выпрямившись, я развел руками:

– Вот если бы из двери можно было вынуть внутреннюю панель, не открывая самое дверь, задача была бы решена. Но, увы, осмотр двери показывает, что гипотеза эта ошибочна. Дверь толстая, дубовая и сделана так, что снять с нее ничего нельзя. Это ясно видно, несмотря на повреждения, сделанные, когда ее взламывали.

– О, это старая крепкая дверь из зáмка, которую перенесли сюда, – подтвердил папаша Жак. – Таких теперь уже не делают. Мы с нею справились с помощью этого лома, да и то лишь вчетвером, – привратница тоже нам помогала, она ведь достойная женщина, господин следователь. Просто несчастье видеть их в такое время за решеткой!

Едва папаша Жак выразил таким образом свою жалость и протест, как раздались плач и сетования привратников. Я был глубоко возмущен. Даже если признать, что они невиновны, я не понимаю, как могут люди до такой степени терять голову перед лицом несчастья. В таких обстоятельствах спокойное, благоразумное поведение гораздо лучше любых слез и отчаяния, которые чаще всего лживы и лицемерны.

– Еще раз говорю, довольно кричать! – воскликнул господин де Марке. – Лучше расскажите – это в ваших же интересах, – что вы делали под окнами павильона, когда вашу хозяйку убивали? Ведь когда папаша Жак встретил вас, вы были совсем рядом!

– Мы прибежали на помощь! – со вздохом отвечали супруги.

А женщина между двумя всхлипами выкрикнула:

– Если б мы поймали этого убийцу, мы б его тут же прикончили!

Как мы ни старались, больше ничего осмысленного вытянуть из них не смогли. Они неистово все отрицали, призывали в свидетели Господа и всех святых, что услышали выстрел, когда лежали в постели.

– Но ведь выстрелов было два. Вы лжете: если вы слышали один, то должны были услышать и другой!

– Боже мой, господин следователь! Мы же услышали только второй! Во время первого выстрела мы, наверное, еще спали.

– Будьте покойны, стреляли два раза, – вмешался папаша Жак. – Я знаю точно, что мой револьвер был заряжен полностью, мы нашли две гильзы, две пули и слышали за дверью два выстрела. Верно ведь, господин Стейнджерсон?

– Да, – подтвердил профессор, – два выстрела: первый – приглушенный, второй – громкий.

– Почему вы продолжаете лгать? – вскричал господин де Марке, повернувшись к привратникам. – Думаете, в полиции такие же глупцы, как вы сами? Все говорит за то, что в момент драмы вы были неподалеку от павильона. Что вы там делали? Не желаете говорить? Ваше молчание свидетельствует о соучастии в преступлении. Что же до меня, – продолжал он, обращаясь к господину Стейнджерсону, – я не могу объяснить исчезновение убийцы иначе как пособничеством этой пары. Как только дверь была взломана, вы сразу же занялись вашей несчастной дочерью, господин Стейнджерсон, а тем временем привратник и его жена помогли негодяю скрыться – он проскользнул позади них, добежал до окна передней и выскочил в парк. Привратник закрыл за ним окно и ставни. Не сами же они закрылись, в конце концов? Вот каково мое мнение. Если кто-нибудь думает иначе, пусть скажет.

Тут снова заговорил господин Стейнджерсон:

– Это невозможно! Я не верю ни в виновность, ни в причастность к преступлению моих привратников, хотя и не понимаю, что они делали в парке так поздно ночью. Я говорю «невозможно» потому, что привратница все время стояла на пороге комнаты с лампой, и еще потому, что, как только дверь подалась, я опустился на колени перед телом дочери и выйти из комнаты или войти в нее, не перешагнув через тело и не задев меня, было просто невозможно. Невозможно еще и потому, что папаше Жаку и привратнику достаточно было, как это сделал я, заглянуть в комнату и под кровать, чтобы убедиться: кроме моей умирающей дочери, там никого нет.

– Что вы думаете по этому поводу, господин Дарзак? Вы еще ничего не сказали, – поинтересовался следователь.

Господин Дарзак ответил, что он ничего не думает.

– А вы, господин начальник полиции?

Начальник уголовной полиции господин Дакс до этого времени лишь слушал да осматривал место происшествия. Наконец он соблаговолил процедить сквозь зубы:

– Чтобы найти преступника, нужно было бы прежде выяснить мотив преступления. Это бы несколько продвинуло нас вперед.

– Господин начальник полиции, похоже, что преступником двигали низкие инстинкты, – отозвался господин де Марке. – Оставленные им следы, грубый платок, скверный берет заставляют

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 107
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?