Кристаль - Поль-Франсуа Уссон

— Она всем уши прожужжала, что уверена в своей победе! Ха! Да если бы она знала!.. Это мы должны были победить — наша команда! Это могли быть только мы, и никто другой! Ей бы помолчать!.. Хотя, конечно, то, что случилось после, — это ужасно…

Бьорн пристально смотрел на эту странную девушку: ее руки покрылись мелкими пупырышками от нервного возбуждения, но вместе с тем она так уверенно говорила о своей победе — и, казалось, была совершенно равнодушна к недавней драме…

— Меня интересует, что ты делала, когда отсутствовала в номере, в течение пятнадцати минут.

— Это не я! Не я — вы что, не слышите? Я спала! Я спала всю ночь! Что вы себе вообразили?

Лицо Жозетты стало пунцовым. Ложь. Ложь невиновной, подумал Бьорн, сосредоточенно перекатывая во рту жевательную резинку, которая служила ему для того, чтобы немного ослабить жажду.

Что ж, когда дичь нервничает, надо опустить ружье, это испытанный способ.

— Твоя крестная часто ездит с тобой на соревнования?

— Моя крестная тут вообще ни при чем! Спрашивайте уж с меня!.. Зачем вы вообще ее сюда привезли?

Бьорн вновь сунул ей под нос распечатку. Три строчки были подчеркнуты.

— Слушай, красотка… Мне хочется верить в твою невиновность — в данный момент, по крайней мере, — но обрати внимание, что ты, твоя крестная и несчастная итальянская девушка отсутствовали в своих номерах в одно и то же время.

— Я не знаю… мы не виделись…

Жозетта приоткрыла рот, о чем-то размышляя. Да, на сей раз это была истина, высказанная устами младенца.

— Крестная вообще не хотела сопровождать нас, ее заставили.

— В сауну вчера вечером?

— Нет, я имею в виду в Норвегию.

— Заставили? Кто?

— Ее газета. Сказали, что иначе уволят… Анжела не выносит холода. Понимаете, это такая фобия. И к тому же она терпеть не может мажореток — после несчастного случая с ее сестрой. Она не знает, что я знаю, но моя мама мне рассказала.

— Несчастного случая?

— Ну, мама так сказала. Но все равно, Анжела — моя крестная, я не хочу, чтобы ее в это впутывали. Бедняжка! Девчонки и так уже говорят, что она принесла нам несчастье…

— Вот как? То есть вы теперь не выиграете, я так понял?

— Ну вот еще! Я — лучше всех! Кубок победительницы обещан мне!

«Нас привезли в Осло; там внизу, насколько я понимаю, порт, если вообще можно что-то разобрать в этой вечной ночи… Я не на корабле, не на воде. Моя одиссея достигла верха несуразности…»

Постепенно Анжела начала различать внизу все больше огоньков. Как только глиссер пристал к берегу, Анжелу разлучили с ее крестницей, и сейчас она одна сидела в кабинете, напротив этого грузного человека, который смотрел на нее с явной подозрительностью. Позднее она узнала, что «Бьорн» означает «медведь», и это ее ничуть не удивило. Удивило другое: на комиссаре была поношенная и не слишком чистая одежда, однако обут он был в отличные новые зимние ботинки на меху — фасоном они напомнили ей грубые солдатские ботинки, которые отец носил зимой и летом.

Сквозь оконное стекло, в которое ветер регулярно швырял пригоршни колючего снега, Анжела наблюдала за растущим оживлением в порту. У причала стояло несколько глиссеров. Фигурка в униформе двигалась вдоль них из стороны в сторону, расчищая снег широкой лопатой. За ней тянулся темный след — обнажившийся из-под снега деревянный настил причала, почти сразу же вновь заметаемый снегом, который ветер наносил со стороны фьорда. Но полицейский продолжал неутомимо орудовать лопатой, расчищая подступы к глиссерам — на всякий случай. Ну и страна! Каким же упорством надо обладать ее жителям, чтобы шесть месяцев в году не расставаться со снеговыми лопатами! И не получать ни малейшей награды за свой сизифов труд!

Еще одной деталью, которая удивила Анжелу, была девственная чистота и пустота кабинета. Разумеется, на стеллажах громоздились коробки с папками архивных дел, хранящих в себе уже никому не интересные тайны. Но поверхность стола пустовала, полностью свободная от атрибутов какой-либо служебной деятельности. Интересно, здесь хоть кто-то работает?

Руки комиссара лежали на столе ладонями вниз, подлокотники кресла упирались в столешницу. «Без всякого сомнения, — подумала Анжела, глядя на пятна чернил и кофе, покрывавшие истертую поверхность стола, — это не единственные виды жидкости, которая здесь проливалась. Наверняка этому столу знакома и кровь». Длинные царапины, прорезывавшие поверхность стола, наводили на мрачные мысли о подозреваемых, в отчаянии или нетерпении скребущих ногтями по дереву.

Совсем окоченевшая от холода, Анжела уже смирилась с мыслью, что никогда больше не согреется. Это бесило ее даже больше, чем незаконный арест. Она боялась, как бы холод вновь не привел ее к нервному срыву, но нужно было держать себя в руках: здесь, как и раньше, по дороге сюда, нельзя было демонстрировать ни малейшего признака тревоги. Холод снаружи, холодность внутри. Глядишь, и получится вышибить клин клином…

«Куда все это меня приведет? — думала она. — В тюрьму? В камеру, где еще холоднее, чем здесь? Бедная Жозетта, в чем они тебя обвиняют?.. Будут ли нас бить, выколачивая признание?.. Или просто отправят домой? Господи боже, дом! Мой милый дом, в котором я умирала от тоски, — зачем меня заставили тебя покинуть? Теперь меня сфотографируют — добро пожаловать в ряды политых поливальщиков! — анфас и в профиль, как в кино: бандитская физиономия, в руках — табличка с номером… А потом? Обваляют в смоле и перьях?.. Черт, ну почему этот сквозной ветер раз за разом пролетает через всю комнату, ударяется о несгораемый шкаф и потом рикошетом попадает мне в шею? А если я подтяну покрывало выше, тогда холодно будет ногам. Да и голову я полностью не закрою в любом случае. И без того затылок уже, кажется, обледенел — скоро и мозг застынет, превратится в густой мармелад…»

Холодильник. Мармелад. Мармелад мозга. Она снова взглянула на три фотографии, которые молча разложил перед ней коп. После этого он больше не шелохнулся — сидел неподвижно, наблюдая за ней.

«Все молчит… Это что, такой прием? Гребаная нордическая стратегия? Старина, ты не знаешь, с кем имеешь дело! Если ты будешь молчать, то и я рта не открою. Хватит этих диалогов глухих! Как только мой прекрасный переводчик появится снова, я потребую адвоката и французского консула. Тогда и посмотрим, сколько у тебя останется звездочек на погонах…»

Кипящий внутри гнев, к сожалению, ничуть ее не согревал. Даже кресло, в котором она сидела, казалось ледяным. Анжела слегка приподнялась, чтобы удобнее устроиться. Сидящий напротив нее колосс едва заметно пошевелился. Взгляд его холодных глаз перемещался с лица француженки на фотографии, затем на папку, которую он пока не раскрывал, затем снова на Анжелу. Как ни странно, Анжела смутно чувствовала, что настроен мужчина благожелательно. Невольно сжимаясь под его испытующим взглядом, она все же различала среди этого колючего холода слабую искорку некоего сообщничества. Неожиданно она подумала, что они были созданы для того, чтобы встретиться. Так или иначе, они должны были встретиться.