История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре - Джон Бартон

Впрочем, «священнические» версии и «саги» не всегда просто соседствуют. Они порой и объединяются, порождая довольно-таки путаные истории, и это приводит в немалое замешательство. Классический пример – предание о Ное и Всемирном потопе [10] (Быт 6–9). Здесь мы встретим расхождения и в продолжительности потопа (сорок дней по одной версии, год по другой), и в том, сколь много животных вошло в ковчег – согласно тому, кто записал «священническую версию», их было «по паре» (Быт 6:19–20), а иная версия говорит о семи парах чистых животных и семи парах нечистых (Быт 7:2–3). Многие детали обеих версий восходят к глубокой древности. Мы находим их уже в месопотамских версиях предания о Всемирном потопе – среди таких можно назвать аккадский Эпос о Гильгамеше, созданный во втором тысячелетии до нашей эры [10]. К подобным деталям, например, относится эпизод, когда Ной выпускает из ковчега голубя и ворона, желая проверить, не сошла ли вода. Так что ни один из тех, кто записал Книгу Бытия, не сочинял свободно. Но они вносили в историю свои акценты. Кто бы ни записывал «священническую» версию (в библеистике условно принято обозначать такие версии литерой P, от первой буквы немецкого слова Priesterkodex, а также английского слова priest – «священник»), его явно волнует точная датировка, и он вписывает рассказ о Ное в гораздо более широкую хронологическую схему, проходящую сквозь всю Еврейскую Библию. Она проявится позже, в таких местах, как 3 Цар 6:1. А еще, кто бы ее ни записал, он предполагает, что любые законы о «чистоте» были неведомы до откровения, обретенного Моисеем на горе Синай. А значит, никакого различения на «чистых» и «нечистых», проведенного в позднем предании, во времена Ноя еще просто не могло возникнуть. И в итоге два связных и логичных рассказа переплетаются в один слегка непоследовательный. Этого, может, и не увидеть при поверхностном прочтении, но если вчитаться внимательно – скажем, представьте, что нужно сделать по этому преданию фильм и уделить внимание каждой детали, – то вскоре становится очевидным, что рассказ просто не сходится. Можно предположить (хотя на самом деле этого никто не знает), что редактор или редакторы Книги Бытия соединили обе версии, почитаемые в их время, желая их сохранить, но просто не могли поставить их рядом – как будто было два великих потопа, – и вплели один рассказ в другой. Какими бы ни были их мотивы, кажется, именно это они и сделали. С переплетением текстов мы встретимся еще не раз в обоих Заветах – и в Ветхом, и в Новом.

Это дает нам подсказку о том, как формировалось Пятикнижие. Если отложить в сторону пятую книгу, Второзаконие, которая по большей части представляет собой отдельный элемент, то Библия, начиная с Книги Бытия и заканчивая Книгой Чисел, будет сочетанием «Священнического кодекса» и тем, что к нему не относится (в библеистике такие источники обозначаются как ‘non-P’, я же назвал их «сагами»). По традиции принято считать, что оба источника – и P, и non-P – проходят сквозь текст от Книги Бытия до Книги Чисел и представляют собой непрерывный рассказ о древней истории Израиля. Выходит, Пятикнижие составлено по меньшей мере из трех источников: это «Священнический кодекс» (источник P); то, что в него не входит (источник non-P); и Второзаконие. Нам уже знаком характерный лексикон «второзаконнических» писаний: это уставы, постановления, заповеди, определения и законы. «Священнический кодекс» и источники, не принадлежащие к нему, отличаются от «второзаконнических» не только лексиконом, но и стилем. Например, там, где «священнический стиль» применит выражение «поставлять завет», текст, взятый из других источников, прозвучит гораздо проще и просто призовет «заключить завет» [на иврите выбранный глагол еще любопытнее – karath, «отрубить»].

Есть и другая сложность: источники, не принадлежащие к «Священническому кодексу», могут сами по себе оказаться составными. Ряд ученых до сих пор придерживается восходящей еще к XVIII веку теории [12], согласно которой все сведения, не взятые из «Священнического кодекса», проистекали из двух различных источников, один из которых был чуть древнее другого. Эти источники различались в одном важном моменте, а именно в вопросе о том, когда израильтяне начали использовать имя «Яхве» как имя Бога[6]. Один источник (найденный в Быт 4:26) полагает, что так поступали еще задолго до эпохи патриархов, в то время как другой (Исх 3:13–15) утверждает, что впервые имя Бога было открыто Моисею, с чем согласны и творцы «Священнического кодекса» (Исх 6:2–3). В соответствии с этим первый источник свободно использует имя Бога в преданиях, предшествующих эпохе Моисея, а второй, наравне со «Священническим кодексом», начинает использовать это имя лишь после того, как Бог открывает его Моисею, явившись в неопалимой купине. Поскольку имя Яхве на немецком пишется как Jahwe, а именно немецкие ученые развили теорию об источниках и придали ей окончательную форму, первый источник сокращенно назвали источником J («Яхвист»). Второй был сокращенно назван источником E, от первой буквы еврейского слова Elohim («Элохим», откуда и его полное название – «Элохист»). На иврите «Элохим» – не собственное, а скорее нарицательное имя Бога, и в этой форме оно и применяется во втором источнике. И, кратко обозначив книгу Второзакония и «второзаконнические» пассажи, которые время от времени встречаются в первых книгах Пятикнижия, литерой D (от латинского Deuteronomium – «Второзаконие»), мы получим аббревиатуру JEDP – и ею сможем описать все источники, из которых и собиралось Пятикнижие.

В XIX столетии ученые приложили немалые усилия, пытаясь установить сравнительные даты четырех источников. Изначально предполагали, что самым древним был источник P, содержащий все законные правила для устроения святилища и богопочитания и запреты употреблять ту или иную пищу. Но благодаря долгим исканиям и в особенности трудам Юлиуса Велльгаузена (1844–1918) [13] все постепенно склонились к мнению о том, что источник P на самом деле появился позже других – даже после возвращения из Вавилонского плена, – и он, иными словами, восходит к VI–V векам до нашей эры. Мнение изменилось главным образом потому, что исторические книги, подробно излагавшие историю Израиля до Вавилонского пленения, по всей видимости, не содержали совершенно никаких сведений обо всей системе ритуальной чистоты, жертвоприношений и требований к питанию, обнаруженных в источнике P. Это был спорный вывод и во времена Велльгаузена, да и сейчас он остается спорным. Во многом именно источник P стал фундаментом позднего иудаизма, и когда Велльгаузен предположил, что «Священнический кодекс» появился так поздно, некоторые даже сочли его антисемитом. Велльгаузен описывал источник P как основополагающий документ не древней израильской религии, а иудаизма, и тем самым подразумевал, что между ними есть разрыв. Несомненно, иудаизм, явленный в источнике P, Велльгаузен считал упадочным в сравнении с религиозными прозрениями, например, великих пророков, которые, как ему казалось, звучали ближе к духу Яхвиста и Второзакония – источников J и D. Но эта субъективная оценка, в сущности, отделима от вопросов датировки. Можно согласиться с тем, что источник P появился сравнительно поздно, как считал Велльгаузен, но при этом счесть его религиозно глубоким – и даже развившим небрежное и грубое религиозное мировоззрение, проявленное в Яхвисте и Элохисте – источниках J и E. За вопросом о датировке источника P кроются важные проблемы, связанные с богословскими убеждениями и суждениями, и на карту поставлено многое. Так что этот вопрос остается одной из немногих областей библеистики, где ученые, исследующие христианскую Библию и Танах, часто держатся на расстоянии друг от друга.