Личная ведьма для инквизитора - Альма Либрем

И, проклятье, четырнадцать традиций сближения вряд ли будут для нас такими простыми, как мне бы хотелось! Кстати, а этот умник хоть знает о том, в чём они заключаются?

Боюсь, что нет.

Но сначала надо хоть ответить на вопросы. Может, мы и первый этап пройти не сможем.

— Произнести заклинание, — усмехнулся Людвиг. — Всего лишь произнести заклинание… И обеспечить тесный физический контакт.

Я аж вскочила со своего места.

— Контакт?! Даже не надейся! — возмутилась я. — В постель я с тобой не лягу, даже если после этого всю твою биографию узнаю!

— Спасибо, не надо всю, — усмехнулся Людвиг. — Только важные факты. Мы не будем делиться чувствами.

Ох, порадовал! А что, постель тебя, скотину эдакую, не смущает? Как мило! Зато меня она очень смущает, и я просто так сдаваться точно не собираюсь!

Вероятно, выглядела я очень живописно, потому что, когда Людвиг поднялся со своего места, на его губах играла довольная улыбка, а в чёрных глазах светились яркие искры довольства.

— Не бойся, — протянул он. — Спать со мной тебе не придется. По крайней мере, пока что. Нам надо всего лишь поцеловаться. Этого будет достаточно, чтобы передать друг другу нужный объем воспоминаний. Только когда будешь читать заклинание, подготовь нужный блок информации… Оно там, на обратной стороне свитка.

Наверное, если б он сразу сказал мне о поцелуе, то я бы послала его куда подальше и заявила, что ни на что такое не пойду. Но сейчас ощущение облегчения было достаточно велико, чтобы я, тяжело вздохнув, кивнула и развернула свиток другой стороной к себе. Заклинание было достаточно длинным, но я понимала, что его объем таков лишь для того, чтобы успеть вспомнить всё, что будет передаваться.

Главное не сказать даже случайно этому гаду, что он — моя истинная пара. Это информация, которую можно даже от жениха скрывать, и досмотрщик, если он ведьмак, ни ща что не решится спросить о подобном в лоб, знает, что мы сможем ответить ему тем же, и он тогда обязан будет ответить на любой другой вопрос.

Заклинание очень легко запечатлелось в моей памяти, и я, закрыв глаза, закружилась вокруг своей оси, бормоча нужные слова себе под нос. Магия слоями окутывала меня, пряча от посторонних взглядов, будто в коконе. Колдовская сила сплеталась в тонкую паутину, и в неё я вкладывала все воспоминания, которыми хотела поделиться с Людвигом.

Не удержавшись, вложила туда и немного чувств, которые испытывала, когда меня собирались сжигать. Пусть наслаждается, сволочь эдакая! Ему, наверное, иначе просто не объяснить, почему я реагировала и буду реагировать на него негативно, какие бы сладкие речи он ни произносил сейчас.

На десятом обороте заклинание оборвалось. Я едва успела впихнуть в паутину последние воспоминания — о том, как я, будучи маленькой, злилась на маму за то, что она меня бросила, а ещё что мой любимый цвет — бордовый, и застыла. Перед глазами всё прыгало, и я с трудом сумела найти взглядом Людвига. Тот выглядел совершенно спокойным. Неужели заклинание так легко давалось?

Или он воспользовался им ранее?

— Теперь поцелуй, — твердо произнес он.

Я насторожилась. Если я хотела разорвать связь истинной пары, то должна была как можно скорее разорвать физический контакт, минимизировать любую возможную связь, чтобы потом было проще… Но отталкивать его сейчас было бы глупо, мы же всего лишь собирались обменяться информацией.

Людвиг обнял меня за талию, привлекая к себе. На какую-то секунду мне показалось, что в его чёрных глазах загорелось что-то вроде нежности, а потом он накрыл мои губы своими, запечатлевая это клеймо в виде поцелуя… И я сделала худшее из всего, что должна была: обвила его шею руками и ответила на этот поцелуй, ответила жадно, чувствуя себя последней дурочкой.

В какую-то секунду мне подумалось, что пора б уже и разорвать контакт, но вместо этого Людвиг только крепче сжал меня в руках. У меня перед глазами запрыгали воспоминания — его любимый цвет, кстати, синий, а мама правда красивая, и глаза у неё голубые-голубые… Это отвращение, которое он испытывал каждый раз, когда должен был исполнять служебные обязанности.

Последним чувством, захлестнувшим меня, было желание. Людвиг смотрел на кого-то и буквально сгорал от жажды сгрести девушку в охапку, вырвать её из инквизиторских пут и утащить куда подальше. Да, возможно, к себе в логово, в такой себе плен, но вряд ли той девице подобный плен был бы столь неприятен.

А потом она обернулась…

И я с ужасом осознала, что это на меня он так смотрел, когда привязывал меня к лишающему дара креслу. Дрожал от желания прильнуть к моим губам. И сейчас наконец-то смог это желание исполнить.

Я оттолкнула его, даже не понимая, что творю. В эту секунду мне больше всего хотелось ответить взаимностью, но это означало признать свое поражение.

— Даже не надейся, — прошептала я. — Чтобы меня завоевать, тебе придется очень постараться, а не просто обменяться воспоминаниями.

И убежала, искренне рассчитывая на то, что его больно ударило моими воспоминаниями о костре. И что в этот кокон воспоминаний не попало ничего, что обозначало его как мою истинную пару. Не хватало ещё, чтобы он узнал об этом!

Перед глазами до сих пор стояла картина, как она отчаянно кривилась от страха и отвращения. Ведьма смотрела на меня полными ужаса глазами, буквально дрожала от ненависти ко мне… И из-за этого было вдвойне стыдно за те чувства, что в тот момент испытывал пот отношению к ней я, кажется, толком не сознавая, что они не могут быть взаимными.

Ненавидеть инквизиторов было очень просто, на самом-то деле. Я тоже их ненавидел. Всем сердцем! Они едва не забрали у меня маму, отец сам себя довел до такого состояния, что ему оставалось либо умереть, либо утащить на тот свет всех, погибнув на костре.

Куда труднее было оставаться одним из инквизиции, не угасив толком в своем сердце это отчаянное отвращение по отношению ко всем инквизиторам. Каждый раз, вспоминая о своей профессии, я мысленно вздрагивал от отвращения, от омерзения, от которого сводило всё тело. За два года воспоминания угасли немного, и я уже почти успокоился, но Гера разбудила во мне старые чувства…

— Эй! — её голос, звонкий, красивый и такой нежный, заставил меня вздрогнуть. — Ты что, уснул, что ли? Нам к гостям выходить надо! А ты стоишь, смотришь в одну точку!

Я повернулся к Гертруде. Она стояла совсем рядом и полной отвращения совершенно не выглядела, так что я уверенно тряхнул головой, отгоняя куда подальше дурацкие мысли о том, что до сих пор ей противен. Был бы противен, целовала бы иначе! И я, собственно говоря, уже давно не мальчик, чтобы позволить таким глупостям встать на пути нашего общего дела.

— Ты права, — я усмехнулся. — Пора нам выйти к гостям. А то они уже явно недоумевают, для чего мы их собрали.