Аптека Пеля - Вера Вьюга

— Реконструкторы привезли. Так, кажется, их называют. Омнибус их заехал на вокзал. Зачем уж не знаю. На площадь они высыпали, а там я сижу в бекеше… френч на мне полковничий еще мой старый, галифе синие с лампасами, сапоги… Один как увидел и давай просить продать ему обмундирование. Я ни в какую. Тогда он предложил с ним ехать. Под Стрельной бой какой-то ставили. Я как услышал, сразу согласился. Уж от Стрельны-то до Питера я и пешком дойду… Приехали. Переодели они меня вот в джинсы, да тапки на шнурках дали, футболку. А бекешу я им не отдал. Нет. Ни за какие деньги. Правда, денег они мне тоже дали. Не знаю сколько, но до Питера я не дошел — доехал. Вот теперь на кладбище живу. Бомжую.

— Ничесе! А на каком? — заерзал Санек, чувствуя, — мысли его бегут в нужном направлении, — может их всех кладбище объединяет.

— На Смоленском.

— Православном?

— За немецким мостом на Голодае, лютеранском. Там народ не бывает. Только эти, черти разукрашенные.

— Готы, что ли?

— Вроде, так их мои сожители называют.

— А сколько вам лет, Петр Михайлович? — осторожно поинтересовался Санек, опасаясь вызвать в старике новую порцию воспоминаний с исчезновениями. Но тот ответил спокойно, даже по-философски равнодушно:

— Если исчислять от рождения, то я уже ветхозаветный старец, а по жизни — шестьдесят два года.

Про ветхозаветных Санек не слышал, а вот по меркам шестидесятилетнего современного мужика дед выгладел действительно скверно. «Может, бухает», — попробовал хоть как-то оправдать неважный вид «его превосходительства» Санек. Однако, распираемый желанием поведать деду и свою историю, он задал наводящий вопрос: «Сто лет то вы где были?»

Артюхин только плечами пожал, не знаю, мол, и немного погодя, добавил:

— Для меня и не было этих ста лет. Вроде моргнул, а века, как не бывало. Не знаю, чем наполнил пузырек профессор, но это спасло от смерти. Теперь я думаю, может, лучше бы тогда пуля в спину и сразу в рай или в ад. А там, где был я, ничего нет: ни ощущений, ни воспоминаний, ни света, ни тьмы… Время сжалось, пространство схлопнулось. Да-с. — Погрустневший Артюхин, шумно вздохнул и, наконец, улегся на скамейку, подобрав к животу ноги и сунув ладошки под голову. Саня не посмел его тревожить, отчего-то жалея старого летуна. Сам-то он прекрасно ориентировался в своих перемещениях. И мог предугадать, когда его накроет в очередной раз, а вот старик, похоже, совершенно измучен своим странным свойством теряться в этом мире и находиться через сотню лет. Санькина же участь легка. Вернись он теперь в деревню и шныряй там из века в век — особо и не заметишь. Что в двадцатом, что в двадцать первом — лес, река, коровы, навоз, огород… Вот разве, что электричество, да мобильный интернет… хотя он и в двадцать первом у них в Гороховом ни фига не ловит, да и газ провести забыли.

— Я, Александр, тогда в первый раз с плотью и, как говориться, со всем нательным имуществом переместился. А теперь по мелочи летаю, точно джин какой. И без одежды. А в голове мысли, вот возвращусь ли снова в свое или куда голым забросит… вот как вас теперь…

Санька рухнул на колени и подполз к Артюхину не в силах сдержаться, речь его, путанная и страстная, заставила деда подняться и взглянуть на сокамерника с недоверчивым изумлением.

— И вы? — только и смог вымолвить он, нервно подергивая бородку, по-прежнему изящными пальцами аристократа. — И вы… Позвольте, позвольте… — Артюхин пытался перебить сокамерника, чтобы тот не спешил вываливать на него потоки своих злоключений. Но Санек уже разогнался и не желал тормозить — рассказал все, что мог, и внутри стало легко. Опустошенный он, не вставая, откинулся к стене и закатил глаза в каком-то изуверском блаженстве. Теперь их трое. Одержимых одним и тем же. «Не зря охранка копала под профессора, ох, не зря…» — крутилось в голове. Пусть теперь «его превосходительство» складывает этот чертов пазл. Ему одному ни за что его не собрать, а уж самоварной бабе и подавно.

— Тут нужно все осмыслить. Выдвинуть версии и проверить.

— Я только за. Самому надоело шарахаться. Ясен пень, что химик этот нахимичил чего-то. Вы же грамотный. Лично его знали. Не зря газетчики ему шили криминал. Что там за видения у людей были от его газов? Не помните?

— Не помню…

— Мы с Лушей каких-то тварей видели, вроде птица, а задница с хвостом, как у льва. И прозрачная такая тварина! Накрыла меня первый раз тогда. Может газы эти и были… Луша там прибиралась у профессора в подвале, где он химичил. Тоже могла глотнуть каких испарений. У меня в школе ни одной четверки не было… Откуда мне химию знать. Химичке сено валял в сарай… Эта… она мне трояк поставила… за труды. За сено. — Уши Санька вспыхнули, но камерные сумерки не выдали позорной связи. Да и было это всего-то раз. О чем и вспоминать стыдно.

— Химеры?

— А хрен их знает… Хотя… Я же в привычном Питере был, когда меня накрыло. Никаких там опытов давно никто не ставил. Двор закрыт. Башня тоже. Ее вообще снести хотели… здесь что-то другое… — И тут он вспомнил, как Луша обмолвилась про склянку с чем-то вроде мелкой соли. Ту, что в лаборатории нечаянно своротила, просыпала, пол с ней помыла, а после притащила в дом, чтобы доктор не заметил. А ведь и Санька тогда во время потопа какой-то пузырек задел.

Подозрения свои он тут же изложил Артюхину, чем заставил его надолго замолчать. Санек уже и не чаял получить ответ, но тут «ваше превосходительство» подал голос:

— Возможно, вещество это есть катализатор и ускоритель процессов… — глубокомысленно изрек дед и снова погрузился в размышления, не обременяя ими легкий мозг собеседника. Благодарный Санек не мешал образованному человеку строить догадки. Его собственный мозг, не тренируемый ни чем практически со школы, настолько одеревенел, что с трудом складывал слова в предложения.

— А что если вода… — беспокойно ворочаясь с боку на бок, беседовал сам с собой Артюхин, выдавая в окружающее пространство лишь обрывки сентенций.

«Только бы не смылся, только бы не…» — млея в генеральской бекеше, заклинал Санек неизвестную силу, пока не заснул.

Тычок пришелся аккуратно в почку.

— Ты