Наблюдения, или Любые приказы госпожи - Джейн Харрис

Изредка, когда у меня не было других дел, я провожала миссус до церкви, ждала там снаружи, а после богослужения возвращалась с ней домой. И все бы здорово, если б не Бисквит Кротки, который по выходе из церкви всякий раз бросал на меня мерзкие взгляды. Теперь я знала, что он работает конюхом, пахарем и возницей в «Замке Хайверс» и что он человек страстно, просто люто верующий. Очень жаль, что Бог так и не удосужился даровать Бисквиту подбородок, такому-то ревностному своему слуге. Рот у него помещался прямо на шее, а мокрые губы постоянно пузырились пеной и недовольно кривились, словно он только что хлебнул пахты. Но на самом деле все эти слюнявые пузыри являлись признаком религиозного пыла.

Кроме Бисквита на ферме трудились всего несколько человек. Мне не понадобилось много времени, чтобы прийти к выводу, что в хозяйстве господина Джеймса не хватает рабочих рук. В доме следовало бы держать кухарку, дворецкого, горничную, экономку и все такое, но там служила одна я и за кучей дел почти не видела других слуг. От миссус я узнала, что поместьем господина Джеймса управляет старший работник Аласдер. Он был женат на доярке Джесси, и они жили прямо на ферме вместе с ее сестрой Мюриэл. Бисквит, Гектор и все временные наемные работники жили в хижинах за лесом. Более или менее регулярно я видела одного лишь Гектора, выполнявшего разные поручения по дому. Несколько раз я мельком видела Кислых Сестриц, идущих по проселку или через двор. А так я все время проводила наедине с собой. Или, при везении, с миссус.

Я работала за шестирукого мужика. Моя мать часто повторяла, что тяжелая работа только дураков любит, но с помощью миссус я поняла что это не всегда верно. Во-первых, передо мной каждую минуту стояла какая-нибудь цель, и меня это очень даже устраивало. Мне нравилось нагуливать аппетит, особенно за работой на свежем воздухе, потому что тогда на моих щеках, по выражению миссус, расцветал румянец. Скоро от таскания разных тяжестей на руках у меня наросли крепкие мышцы, честное слово, я могла бы удержать коня на ураганном ветру. «Parte pas les mains vides», — любила повторять миссус, и она научила меня говорить и писать это изречение по-французски. В переводе оно означает «ниоткуда не уходи с пустыми руками», и это хороший жизненный девиз, поскольку у вас всегда найдется что-нибудь, что нужно перенести с одного места на другое, а если в деревне перетаскивать приходится обычно навоз, так ведь я ничего не имела против. Миссус восхищалась моими мускулами, она говорила, что у служанки должны быть сильные руки, здесь нечего стыдиться, и часто измеряла окружность моего плеча, увеличились ли мышцы и насколько.

В иные моменты, даже когда я возилась в говне (прошу прощения, но другого слова не подберешь), я вдруг исполнялась неземного блаженства. Сам ли Бог входил в мою душу или то была миссус? Или все дело было просто в свежем воздухе и физической работе, кто знает?

Я часто думала: если ты можешь доставить человеку радость исправно выполненной работой, особенно такому замечательному человеку, как моя Арабелла (так я уже начала мысленно — но только мысленно! — называть миссус), ну разве не стоит постараться?

Как-то я нашла во дворе конский каштан, чудо какой красивый, размером с детский кулачок. Я до блеска натерла его маслом и отдала миссус, а она сказала, дескать такую прелесть она даже выставит на своем туалетном столике.

Обрадованная и воодушевленная столь приятным откликом, я провела два вечера вырезая имя Арабелла на половине сырой картофелины, получилось неплохо, только последние «л» и «а» пришлось ужать за нехваткой места. Этот подарок тоже очень понравился миссус, она назвала меня умницей и сказала, что ужатые буквы совсем не бросаются в глаза. Только она сомневалась, полезно ли держать в спальне сырую картофелину, и потому положила ее на полку в кухне, там мы обе могли любоваться моим подарком во время еды.

Однажды вечером миссус вызвала меня звонком в свою комнату. Она сидела у окна, задумчиво глядя на темнеющий горизонт, немного грустная. Однако при виде меня просветлела лицом.

— Глянь-ка. — Она указала на туалетный столик.

Ясное дело, на нем горделиво красовался конский каштан, мой подарок. Мне стало страшно приятно.

— А ну-ка, Бесси, — говорит она потом, — может, откроешь шкаф?

Я открыла без раздумий, решив что она хочет отдать мне какую-нибудь одежку на чистку. Я уже заглядывала в шкаф раньше, там на полках лежало с полдюжины платьев мягких оттенков синего, серого, сиреневого и зеленого.

— Какое тебе больше всего нравится? — спрашивает миссус.

— Ох, даже и не знаю, — говорю.

Платья были неплохие, но не совсем в моем вкусе — по молодости я тогда предпочитала цвета поярче, шелк и побольше оборочек да кружавчиков.

— Как насчет зеленовато-голубого? Помнится, ты была от него в восторге.

Я посмотрела на зеленовато-голубое, в нем миссус была в день нашего знакомства, вот почему оно вызывало у меня особые чувства.

— Да, наверно, оно и есть мое любимое.

— Примерь.

Я недоуменно уставилась на нее.

— Мэм?

Миссус улыбнулась, и на щеках у нее появились ямочки, ну до того прелестные, так и хотелось укусить (хотя я никогда бы такого не сделала, разумеется!).

— Бесси, милая, — говорит она. — Ты стала мне добрым верным другом и посмотри, ты подарила мне чудесный конский каштан, поэтому я тоже должна порадовать тебя чем-нибудь.

— И еще картофелину, — говорю.

— Да, конечно, и картофелину. Тем более. Так что снимай свое платье и надевай мое.

Ну, мне ничего не оставалось, как подчиниться. Платье миссус оказалось мне тесновато, поскольку у ней фигура была потоньше и титьки поменьше, но в целом сидело очень даже неплохо.

Миссус встала и оглядела меня, склонив голову набок.

— Бог ты мой, Бесси, да тебя можно принять за хозяйку дома!

Она с минуту наблюдала, как я верчусь перед зеркалом восхищаясь собой, а потом сказала:

— Бесси, у меня к тебе одна просьба.

— Да, мэм?

— Ты уж, пожалуйста, не рассказывай никому — хорошо, милая?

— О чем, мэм?

— Ну… о разных вещах, которые… я просила тебя делать.

Я на секунду задумалась.

— Вы о моем дневнике, мэм?

— Да, и о нем тоже. А также о… других вещах.

— О том, как вы приказываете мне вставать и садиться по много раз подряд? И разрешаете надевать ваше платье?

Она моргнула, а может слегка поморщилась.

— Да. Думаю, лучше никому об этом не рассказывать — ни единой живой душе.

— Конечно, я буду держать язык за зубами, миссус. Вы могли бы и не просить. Я бы все одно молчала.

Миссус глубоко вздохнула и улыбнулась с явным облегчением.

— Вот и умница.