До февраля - Шамиль Шаукатович Идиатуллин

вышедшего сквозь турникет подполковника, полного, седоватого и с улыбочкой. Его имени Паша не помнил в упор, но вроде встречал на пресс-конференциях и мероприятиях, которые бегал освещать.

– Здравствуйте, товарищ подполковник, – сказал он, подавая руку. – С прошедшим. Я Павел Шевяков из «Вечерки», у меня просьба к вам.

– Из «Вечерки»? – удивился подполковник, не выпуская руки. – Она же не выходит больше.

Паша смущенно засмеялся.

– Да, к сожалению, но я-то оттуда. Сейчас для журнала «Пламя» материал готовлю, во славу органов, про резонансные преступления, и большая просьба к вам…

– Это через пресс-службу, порядок такой, – сказал подполковник, по-прежнему фиксируя Пашину ладонь.

– Да она отфутболивает, вот я и решил напрямую, – признался зачем-то Паша, хотя уже понял, что толку от подполковника не будет, а вот вред – запросто.

– Понятно, – сказал подполковник, улыбнувшись пошире. – Отойдем-ка.

Он отвел Пашу, как детсадовца, за так и не выпущенную руку к застекленному сержанту, которому довольно звучно приказал:

– Моисеев, вот этого товарища запомни, пожалуйста. Журналист несуществующей газеты, сенсации ищет. Больше сюда не пускать, наглеть начнет – оформляй.

Он отпустил наконец руку Паши и сказал, улыбаясь совсем безмятежно:

– Свободны, молодой человек. Пока.

Паша посмотрел на него, на резко усилившего лицевую бдительность сержанта и сказал, вытирая ладонь о штаны:

– Вы чего ссыкливые такие стали, а? Есть что скрывать, да?

Подполковник немедленно убрал улыбку и спросил:

– Тебя прямо сейчас оформить?

А сержант вскочил и, уставившись на подполковника, поднял трубку старого телефона.

Паша, мотнув головой, быстро зашагал к выходу, чувствуя спиной взгляд двух пар глаз. Взгляд был не пугающим, просто мерзким, как пушистый налет на мусоре. А Паше даже дверью в сердцах шарахнуть не удалось: как раз для таких, похоже, случаев стоял мощный доводчик.

Отойдя от УВД подальше и с трудом успокоившись, Паша полез в записную книжку телефона, а потом и в давно забытый файл с контактами, сохранившийся, к счастью, в почте. Он набирал номер за номером – следаков, дознавателей, оперативников, помощников прокурора, от отчаяния даже фейсу одному звякнул, хотя зарекался не раз. Всё без толку: несколько абонентов оказались недоступными, остальные с разной решимостью, но отказались – рассказать, встретиться и вообще пообщаться.

Согласился только фейс, обрадовавшийся Паше как любимому кузену, но тут уже Паша сообразил, что речь пойдет совсем не о давно забытых днях, и вряд ли из этой беседы удастся когда-либо выпутаться, поэтому поспешно наврал что-то невнятное и развесистое про рекламный текст к спартакиаде военнослужащих, сумел нагнать на собеседника скуку и сумбурно распрощался, а потом на всякий случай внес номер в черный список. Так себе защитное заклинание, конечно, но других, если не бежать подальше, уже и не бывает.

По ходу бесед Паша высадил половину батареи, исшагал весь центр города, осип, порядком продрог и потерял всякую надежду. Начало смеркаться, машин прибавилось, времени не оставалось – завтра надо было ехать в район собирать материал для спецпроекта «Сарасовская елочка», затеянного мэрией в связи с неумолимым приближением новогодних праздников.

Паша давно знал Наташу и не очень ее любил, но помнил, что она держит слово, а пустобрехов не терпит. Соответственно, шанс у Пашиного текста, каким бы он ни получился, есть – особенно с учетом того, что Анька девка хоть мелкая и невзрачная, но вроде понимающая и добрая, вредничать при рассмотрении не будет, а может и помочь с редактированием. Но если текста или хотя бы его плана, способного обрасти фактурным мясом, не будет в течение дня-двух, то и шансов никаких не возникнет. Больше никогда. Придется сдыхать бессмысленным копирайтером – ну, или уходить в курьеры.

Паша почти смирился с такой перспективой и последние звонки совершал уже на автомате, бездумно повторяя ритуальные фразы – приветствия, поздравления, представления и пояснения цели, к которой стремится, – и уже безо всяких чувств жал отбой после неизбежного отлупа. Так, наверное, чувствуют себя наказанные стажеры колл-центров, банковских и бандитских, посаженные на «холодный» обзвон без какой бы то ни было перспективы отклика. И когда предпоследний, кажется, и самый, получается, мусорный звонок обернулся внезапным: «А, Павел, помню-помню, хорошая статья тогда получилась, давайте встретимся, есть что вспомнить» – от неожиданности он чуть не нажал отбой и покрылся жарким потом от ужаса в связи с этим. В коротком, но энергичном комментарии Паша чуть не пустил восторженного петуха, поэтому дальше в основном кивал, расплываясь всё сильнее.

Через пятнадцать минут он ерзал за столиком «Чайничка», изнывая от нетерпения и страха: а вдруг Бакеев не придет, или вдруг Паша его не узна́ет? Честно говоря, ни внешности Бакеева, ни обстоятельств знакомства, ни хорошей статьи, получившейся по итогам, Паша совершенно не помнил.

Бакеев пришел, Паша узнал его сразу, хотя тот сильно постарел, полысел и стал как будто ниже ростом, – и заметка тут же вспомнилась: про массовое отравление казахской якобы водкой. Ничего особенного, но хотя бы не стыдная. Для «Пламени» из этого ничего не вычмокать. Осталось надеяться, что Бакеев занимался не только паленым бухлом.

Уже через пять минут Паша спросил, едва сдерживая восторг: «Вы не против, если я записывать буду?» Бакеев кивнул и спросил с лукавой усмешкой:

– Достойная тема, считаешь?

– Не то слово, – заверил Паша.

Глава третья

– Но объемы там, конечно, – пропыхтела Аня, с подшаркиванием обходя спиной переполненную уже тележку, – просто перебрать… Жизни не хватит.

Наташа в тон ей пропыхтела:

– Так всё перебирать… и не надо… Задача – пяток непозорных выдернуть, и гори остальное… Кладем.

Они, тоненько охнув, водрузили кипу газет на холм, выросший Ане по плечи. Наташа продолжила, устало разминаясь:

– А так-то всё когда-нибудь кончается. Даже бумага. Как сейчас. Уфф. Неужто всё?

Она, пошатнувшись, заглянула в конференц-зал и негромко сообщила:

– Всё. И даже не вспотела. Ура.

Аня вяло обозначила ликование.

Наташа длинно выдохнула, заперла конференц-зал и с отвращением посмотрела на темно-серые ладони. Аня протянула ей санитайзер и крем. Обе принялись растирать руки. Наташа объяснила:

– Ремонт сделаем и нормальную постоянную редакцию здесь устроим. Спасибо, Ань. Теперь марш соцсети охмурять.

– Ы-ы, – сказала Аня, с радостным изумлением понимая, что с Наташей можно общаться легко и свободно, как с бабушкой и Софьей, а больше, пожалуй, ни с кем и никогда. – Может, еще погрузить чего?

– Молодежь любит выкладываться в ютубе и тиктоке, трындеть в телеге и мессенджерах и богически шарит в SMM, – назидательно сообщила Наташа.

– Огась. Но ой там ну-удные все… Кстати, Наташ. У нас же чисто областной проект? Из других регионов, тем более не соседних, читатели нас не интересуют? Поволжье там, Сибирь?

– Особо нет, но интернет-версия нонче поважней бумажной, а интернет один