Мильтон в Америке - Питер Акройд

Я подобрал остатки сыра и протянул их хозяину. «Если здесь имеются также собственные города и гавани, мы заживем довольно весело. Будьте уверены». Так завершился наш второй день в здешней глуши. Кейт, а теперь мне можно тебя поцеловать? Ты что, Кейт, засыпаешь? Положи голову мне на плечо. Вот так. Помнишь, как ты ко мне прислонялась, когда мы сидели рядышком? Что за книгу мы тогда читали? «Советы касательно брака».

— Ты никогда не слушаешь советов, Гус.

— Но я был твоим проводником, так ведь? И если я смог провести мистера Мильтона через лес, то смогу теперь и тебя довести до кровати. О, Кейт…

— Ну а теперь, после вкусного ужина, не пора ли мне продолжить? Джейн еще спит? Никакого горячительного сегодня, Кейт, обещаю. Я буду просто образцовым рассказчиком. Ни тебе экскурсов в сторону, как сказал бы мистер Мильтон. Ни тебе выкрутасов.

Нас пробудили еще до рассвета укусы мошек. Но почище насекомых меня донимала жажда, поэтому, как раз перед восходом солнца, я отвел мистера Мильтона к краю поляны, где росли травы и кустарник. Мы вместе утолили жажду росой с листьев, а потом он преклонил колени в молитве, я же вставлял «аминь!» и все невпопад. «Ты не заметил ничего необычного?» — спросил он чуть погодя. — «Нет». — «Здесь нет жаворонков. Во всяком случае, я не слышал ни одного». — «Но птиц здесь достаточно. Я видел, как вдали пролетали какие-то, похожие на наших голубей». — «Это был голубь, который появлялся на палубе "Габриэля". Помнишь? Они станут олицетворять для нас ложные обещания».

Мы ели масло из горшочков и, как школьники, облизывали пальцы. «Прошлой ночью, Гусперо, я видел сон, который может оказаться пророческим. Мне снилось, будто мы в дремучем лесу, а на зеленых ветвях сидит множество диких голубей. Они глядели на нас; их воркование напоминало шепот безмятежного моря вокруг. Но потом меня разбудили мухи». — «О Боже, сэр. Не бывает сна настолько возвышенного, чтобы действительность его не нарушила». — «Да. Жара и пыль дают о себе знать. — Он вытер пальцы о плащ. — Кстати, вспомнил: мне нужно умыться. Я совсем запаршивел. Живу, как анахорет, в собственной грязи». — «Очень прискорбно, сэр. Но мы ведь рассчитываем набрести на реку, не правда ли? Или на бегущий поток? — Я стал озабоченно оглядываться, словно не делал этого уже сто раз. — Здесь у нас лес, где мы могли бы прорубить себе узкую тропу. В стороне же — заросли высоких трав; почва под ними, на первый взгляд, твердая, но это не значит, что там не прячется прибрежная топь или болото. Не знаю, что и выбрать». — «Разум есть выбор. Когда Господь сотворил Адама, Он дал ему свободу выбора. Куда же мы направимся?» — «Не хотите ли выбрать сами, сэр? У меня не такой решительный ум, как у вас». — «Нуждаешься в помощи слепца? — Ему явно нравилось, что он такой умный. — Ну что ж, охотно стану твоим проводником». Он выпрямился и, как мне показалось, принюхался; его ноздри затрепетали, подбородок вскинулся — и за этим последовало всего лишь «апчхи!» — «Будьте здоровы, сэр». — «Спасибо, Гусперо. Мы пойдем туда. — Он зашагал к лесу, но на самой опушке остановился. Там были густые заросли, и он провел рукой по волосам, вычесывая из них сор. — Не будешь ли добр одолжить мне твою шляпу? Я боюсь ползучих тварей». — «Змей?» — «Змия. — Лицо его, Кейт, так скривилось, словно он увидел этого самого змия воочию. — А кто еще может встретиться нам в нашем странствии? Без сомнения, туземцы. Индейцы. Дикари. Язычники. Со всех сторон». — «Нет, сэр. Вы ведь уже не в Лондоне». Что ты, Кейт?

— Разве в Лондоне есть дикари? Или язычники?

— Сколько угодно. Только что они одеты как мы: в плащи и шляпы. Когда я упомянул Лондон, мистер Мильтон вздохнул. «Желал бы я с Божьей помощью оказаться там снова. Я думал, мы сможем сотворить в пустыне Эдем, но теперь…» — «Назад к домам и сточным канавам?» — «Да». — «Тюрьме и палачу?» — «Что ждало нас здесь, как не кара Божья, куда более страшная?» — «Если мне попадутся башмаки, сэр, я выдерну шнурок». — «Это еще зачем?» — «Чтобы у вас было на чем повеситься». — «Нет, Гусперо, не надо, а то, боюсь, ты будешь обречен на одиночество. Иди вперед».

Мы вошли в лес. Медленно пробираясь среди упавших стволов, через подлесок и сплетение ветвей, я не забывал помечать ножом каждое дерево на своем пути. Прошло несколько минут, и мистер Мильтон втянул носом воздух. «Пахнет водой, — сказал он. — Слева».

В тот же миг я заметил впереди неровную тропку и с громким криком «о-го-го» рванул туда.

— Знакомый выкрик, Гус. «О-го-го» ты всегда кричишь, когда бежишь, прыгаешь или танцуешь.

— И еще когда при первых лучах рассвета вижу тебя. «Похоже, здесь проскакали маленькие лошадки, — сказал я хозяину. — Я вижу следы крохотных копыт!» — «Олени. Что там еще?»

Тут из кустов бросились врассыпную несколько кроликов. Но наши голоса вспугнули не только этих робких созданий: два неизвестных зверька плавно скользнули с одного дерева на другое. Они смахивали на белок, но белки с крыльями мне до сих пор не встречались. «Летучие мыши, сэр». — «Среди бела дня? Трудно поверить». — «Тут тропа, сэр, это так же ясно, как моя шляпа. Ваша шляпа». — «Тогда ступай вперед. Тропа может привести нас, как оленей, к воде».

Мы двинулись по тропинке, которая так круто пошла вниз, что мне пришлось держаться вплотную к хозяину: уж больно он повадился падать с холмов. Дыхания у него оставалось не больше, чем у индюка на Рождество; когда мы сделали привал, чтобы, как выразился хозяин, потрапезовать на свежем воздухе, до нас донесся шум воды. Мы дружно скатились к подножию дорожки (шедшей, видимо, по склону долины), и я увидел воду, блестевшую среди кустов. Но это был, Кейт, вовсе не ручей — это была река. «Шириной с Темзу! — крикнул я и тут же прыгнул в воду. — У нас будет рыба! Рыба и вода и еще много чего!»

Наш хозяин нерешительно встал на берегу и вытянул руку, словно надеялся угадать глубину. Потом он опустился на колени и коснулся поверхности, и я услышал, как он бормочет: «Молю, чтобы это оказался истинный бальзам и эликсир бодрости». Он сложил ладони чашей и испил воды, а затем омыл себе шею и лицо. Я плескался, как собака в пруду, и на хозяина упало несколько брызг. «Побереги мою шляпу! Мне нравится твоя способность весело резвиться, Гусперо, однако…» — «Можете называть меня, сэр, вместо Гуса уткой!» — «.. Однако мой плащ уже промок и весит столько, что его впору тащить двоим». — «Тогда скиньте его. Здесь вам не Ламбет-Марш. Мы на свободе!» — «Знаю. Будь добр, распусти на мне завязки. — Я перестал кувыркаться и повиновался, как собака, которой приказали «к ноге!». — Хорошо. А теперь, Гусперо, не оставишь ли меня, чтобы я мог совершить омовение?» — «Омовение?» — «Изнеженность мне не свойственна…» — «Нет-нет, сэр». — «Но смывать с себя грязь я привык в мирном уединении». — «Словом, мне уйти?» — «Именно».

Не спуская с хозяина глаз, я двинулся вдоль берега прочь. «Ухожу. Ухожу. Ухожу. — Я споткнулся о корень и растянулся в высокой траве. — Все, сэр. Меня нет». Я бросил на него еще один взгляд и удивился тому, какое белое и свежее у него тело — совсем не старое.