Мильтон в Америке - Питер Акройд

Он немного пожевал и вновь обратил ко мне беспомощный взгляд. «Пить, — сказал он. — Мне нужно смочить чем-нибудь пересохшую глотку». — «Минуту, сэр». — «Но, пожалуйста, не дольше. Я терзаюсь жаждой».

Я огляделся, чувствуя себя так уверенно, словно у водопроводных труб Шордича, и тут же обратил внимание на одну из скал. «Кто-то свыше о вас печется, мистер Мильтон». — «Знаю». — «Там сохранилась дождевая вода, еще не успевшая испариться». — Я подвел его туда и поднес его ладонь к выбоинам, полным дождевой воды.

Он склонился и стал пить. Закончив, он вытер рот рукой.

— Нет-нет, Гус. Он всегда такой аккуратный. С тонкими манерами. Белье у него удивительно чистое: я отстирываю его играючи. А за столом он непременно вытирает нож о салфетку после еды.

— Если б не ты ему прислуживала, Кейт, он бы вряд ли вообще притрагивался к еде.

— Зато тебя, Гус, долго уговаривать не приходится. Что поесть, что выпить — это ты всегда готов. Надеюсь, к слову, у тебя в стакане простая вода.

— Если моя история тебе пока не надоела, я добавлю еще несколько слов. Напившись вдосталь, он вроде как огляделся. «Вокруг тихо, как среди ночи. Мы с тобой одни, Гус? Еще кто-нибудь спасся?» — «Не вижу ни единой души. Живой, то есть». — «Думаю, со времен апостола Павла не бывало таких жестоких, прискорбных бурь». — «Похоже на то. Знаете, о чем я думаю?» — «О чем ты думаешь, Гусперо?» — «Я думаю, нам пора убраться с солнцепека». — «Найти убежище под сенью листвы?» — «Именно так». — «Да, теперь я чувствую — солнце над головой. Какое оно здесь — большое?» — «Громадное. Это необычное место, сэр: океанские воды, лес, песок, трава — все смешалось». — «Солнце такое же свирепое, как в Аравии?» — «Полагаю, что хуже. И все же зелени вокруг хватает. Вот там вылезла после шторма трава. Еще немного и достигнет человеческого роста. Какие громадные стебли и широкие листья — в Англии я ничего подобного не видел». — «Чего же ты хочешь? Дикие края — косить некому, коров пасти тоже». — «Теперь можно бы и попасти, да только они дохлые». — «Да. Расскажи мне о "Габриэле"».

Мы сели рядом в тени скалы. Чертя круги на песке, чтобы не смотреть на жутких мертвецов, я описал ему все, что видел за день. Он тоже не поднимал головы и внимательно слушал. «Ладно, довольно, — произнес он, когда я рассказал о пилигриме с мешком за плечами. — В краю, куда нас направила воля Божья, есть нечто от мира зла. Иначе как объяснить этот ураган и множество погибших? Мы спаслись не случайно, Гусперо. Нам предназначено снова блуждать в пустыне, каковая пустыня должна служить аллегорией всей падшей природы. Боже правый, что это за шум?»

— Ты почему стонешь, Гус?

— Я изображаю шум, который мы услышали, Кейт — что-то среднее между вздохом и стоном. А кроме того, ты права — у меня в стакане не просто вода. Мистер Мильтон схватил меня за руку. «Что, если это перекликаются разбойники?» — «Людям здесь нечего делать, сэр». — «А если это не человек? Если это дикий зверь? — Через мгновение звук повторился. — Прячь голову!» Но мне было слишком любопытно, я высунулся из-за скалы, взглянул и — знаешь, Кейт — взвизгнул, как старая дверь. Не бойся, изображать это я не собираюсь.

«Кто там? — шепнул он яростно. — Говори». — «Это медведь, сэр. Большущий — в Лондоне я таких не видел. И чернущий». — «Разверзлись адские врата. Что он делает?» — «Пожирает дохлую рыбу, которую выбросило штормом. Набивает себе брюхо и ни о чем худом не думает. Скорее всего, нам не стоит его бояться». Но не успел я отвести глаза, как медведь выпрямился и стал нюхать воздух. Он был ростом с куклу на Одежной ярмарке, и он начал к нам приближаться. Сообразив, что зверь почуял запах козлятины, я живо кинулся к тлеющему костру, схватил шкуру и обугленные куски мяса и зашвырнул их как можно дальше в океан, надеясь, что медведь последует за ними.

— Что это за Одежная ярмарка?

— Ярмарка, где продают одежду. Медведь не свернул с пути. Тогда я поднял козлиную тушу и кинул ему, надеясь, что он остановится и примется за еду. Но он продолжал семенить. Враждебных намерений я в нем не разглядел, скорее он напоминал старичка на прогулке. Но что-то раньше не попадалось мне старичков с такой тяжелой походкой, и мистера Мильтона начала бить дрожь. Он схватил меня за руку и повлек в тень скалы. «А теперь бегом», — шепнул он. «Только если вы побежите со мной вместе». — «Куда слепцу соревноваться с медведем? Ты что, рехнулся? Вперед». — «Нет. Я останусь с вами».

Медведь был уже рядом, и я чуял его дыхание, вонючее, как вчерашняя соленая рыба. И тут мистер Мильтон поднялся из нашего убежища, выпрямился и вскинул по направлению к зверю правую руку. Вот на такой манер. Глаза слепые, волосы всклокочены — Гог и Магог, скажу я тебе, точно бы испугались. Нет, Кейт, обещаю не вопить, я только чуточку повышу голос. «Прочь, мерзкий зверь, — вскричал он, — отродье Цербера и непроглядной ночи! Прочь! Ищи укрытья там, где тьма заботливо простерла крылья. Прочь, говорю я, прочь!» Животное уставилось на него, потом облизнуло себе лапу и, повернувшись, бегом потопало в лес позади нас.

У меня дух захватило от удивления. «Что это — магическое заклинание?» — «Да». Мистер Мильтон тяжело дышал.

Я знаю, в каком возбуждении он произносит речи. Потом долго не может успокоиться. Он вспотел?

— Еще бы! Утер лицо рукавом того самого плаща, который я добыл для него из воды, и говорит: «В этой глуши мы как две свечи, разгоняющие тьму. Ладно, Гусперо, я взбодрился от своих собственных слов. Спроси меня, что нам делать дальше». — «Что нам делать дальше, хозяин?» — «Странствовать по лесам и пустошам, по холмам и долам! Я буду следовать за твоими юными стопами, поскольку слепота обрекает меня на то, чтобы тащиться в хвосте. Иными словами, дорогой Гусперо, побредем вперед. Проложим путь по этим западным полям».

Я замечал уже прежде, что слова для него — вроде спиртного для пьяницы, но ни разу еще он при мне не упивался так собственной речью.

«И куда же мы направимся, сэр?» — «От беспорядочных движений тоже иной раз бывает польза, Гусперо. Но мы не должны уклоняться от того, что назначила судьба. Мы пойдем вперед, полагаясь на помощь Провидения. Леса нехоженые ждут и новые луга. А что, еда у нас кончилась?» Я собрал куски жареного мяса, которые бросил медведю, и мы с жадностью на них накинулись. В тот вечер мы бок о бок сидели у огня.

— В точности как мы сейчас, да, Гус?

— Тогда не было так уютно, Кейт. Я собрал немного деревяшек, выброшенных на берег, и раздувал костер, а он шипел и потрескивал в тишине. Хозяин сидел молча и, казалось, глядел в самую сердцевину огня. Что ему там виделось, кроме, разве только, жара?

— Разные истории, Гус, как любому из нас. Иногда, сидя со мной, он рассказывал о древних временах. О прежних королях, о городах, ушедших под землю. Мистер Мильтон обожает всякие развалины.

— В тот вечер он сам был как развалина. «Холодает, — проговорил он, плотнее запахиваясь в свой новый плащ, и мы опять замолчали. Я начал мурлыкать какую-то мелодию, но он продолжил говорить, словно и не делал перерыва. — Надеюсь, нас не занесло слишком близко к арктическому поясу. Это была бы беда. Ты как — окостенел?» Я, не удержавшись, прыснул. «Что это значит?» — «Окоченел. Замерз. Задубел от холода». — «Нет-нет. По мне так сейчас достаточно тепло». — «Выходит, ты не окостенел?» — «Если вам угодно так выразиться». — «Угодно».