Правда Грозного царя - Вячеслав Манягин

В октябре 1552 года у Иоанна родился наследник престола, сын Дмитрий. И одновременно царь стал победителем Казанского ханства.

Эти события имели огромное значение для внутриполитической борьбы. Завоевание Казанского (а затем и Астраханского) царства повысило авторитет царя в народе. Он стал самодостаточной силой, приобрел политическое лицо. Более того, народ понял, что царь угоден Богу, раз Тот вершит через него такие великие дела. Все это позволило Иоанну проводить более независимую от синклита политику. Рождение же наследника сделало царя, по народным понятиям, совершеннолетним, главой семьи, «большаком».

Первое столкновение «избранных советников» с государем произошло сразу после падения Казани. Временщики пытались задержать его на всю зиму в завоеванном разоренном городе, вдали от столицы и новорожденного сына. Но царь впервые открыто ослушался их. «Избранная Рада» ответила на его поступок попыткой государственного переворота.

В марте 1553 г. вернувшийся против воли «синклита» в Москву, Иоанн неожиданно и беспричинно заболел, причем настолько серьезно, что, придя в сознание после первого приступа «горячки», потребовал немедленно принести присягу наследнику, которому не исполнилось и девяти месяцев от роду.

Десять из двенадцати членов Боярской Думы присягнули безоговорочно. Однако «Избранная Рада» высказалась за воцарение двоюродного брата царя — князя Владимира Андреевича Старицкого. Многие бояре, сказавшись больными, вовсе не пришли во дворец, другие прямо отказались присягнуть младенцу-царевичу. Во главе «отказчиков» стоял Владимир Старицкий, и открыто (видимо, были уверены, что царь уже не жилец) перешедшие на его сторону князья П. Щенятев, И. И. Пронский, С. Лобанов-Ростовский, Д. И. Немой, И. М. Шуйский, П. С. Серебряный, С. Микулинский и братья Булгаковы. Заодно с мятежниками оказался и отец временщика, Федор Адашев.

Первым отказался целовать крест Дмитрию Иван Шуйский под предлогом того, что князь Владимир Воротынский и дьяк Иван Висковатый — слишком худородны для того, чтобы принимать у него присягу. Шуйский желал целовать крест только лично перед царем (прекрасно зная, что это невозможно). Шуйского поддержал и Федор Адашев, не желающий вместе с царевичем-пеленочником служить и его родне — Захарьиным. Князь Владимир Старицкий наотрез отказался присягать племяннику и даже угрожал боярину Воротынскому, принимавшему общую присягу, своею «немилостью» после захвата власти.

Умирающий Иоанн с горечью видел, что повторяется трагедия его раннего детства. Как некогда сам Грозный, царевич Дмитрий может остаться сиротой среди враждебного боярского окружения, ему угрожает сильный соперник — князь Владимир, который ни перед чем не остановится в борьбе за престол. Царь обращается за поддержкой к «добродетельному» Сильвестру и «ангелоподобному» Адашеву, но тщетно. Временщики, хотя и присягнули законному наследнику, но в боярских спорах у изголовья больного царя соблюдали молчаливый нейтралитет.

А мятежники уже строили планы конкретных действий. Сам Старицкий князь и его мать, княгиня Ефросиния, вызвали в Москву своих служилых людей и «детей боярских» и начали срочно выплачивать им жалованье, «подкупая вельмож и воинов на измену». Как утверждает Скрынников, «подлинные документы — кресто-целовальные записи князя Владимира Старицкого 1553–1554 гг. — позволяют установить, что во время болезни царя мать князя и ее родня действительно собрали в Москву свои вооруженные отряды и пытались перезвать на службу в удел многих влиятельных членов думы. Фактически, дело шло к государственному перевороту».

Верные царю бояре заняли круговую оборону у дверей, за которыми лежал государь. Противостояние достигло апогея. Царь умолял преданных ему князей Мстиславского и Воротынского, в случае его смерти, спасти наследника любой ценой, даже, если понадобится, бежать с ним за рубеж.

К утру кризис миновал, и царь почувствовал себя лучше. Число сторонников маленького царевича сразу заметно увеличилось. Владимир Андреевич прекратил вербовку наемников и поспешил во дворец «все объяснить» брату. Охрана остановила его у дверей. Вчерашние союзники благоразумно молчали. Только старый друг Сильвестр встал на защиту неудачливого претендента на престол. Остальные замерли в ожидании грозы.

Но выздоровевший царь всех простил, считая месть чувством, недостойным монарха, а многие «отказники» вскоре даже получили повышение по службе. Милость Божия к больному царю вызвала, в свою очередь, и его милосердие к подданным, тем более, что он еще не знал всей истины о «боярском бунте».

Многие историки считают, что царь затаил в душе злобу и более десяти лет (до создания опричнины) ждал возможности отомстить. На это можно возразить, что у Грозного поводы для мести появились намного раньше.

Летом 1554 года попытался бежать в Литву, но был схвачен князь С. Лобанов-Ростовский, активный участник всевозможных политических интриг и видный член «Избранной Рады». Он сам и вся его обширная родня — князья Ростовские, Лобановы и Приимковы — собирались отдаться в подданство польскому королю и вступили с ним в переговоры, чтобы обсудить условия измены. Когда в Москву прибыло литовское посольство, князь Семен выдал ляхам секретные решения Боярской Думы и посоветовал не заключать мир с Москвой, поскольку царство оскудело и царю Казань не удержать, «ужжо покинет ее».

Схваченный князь Семен сначала пытался отговориться своим «скудоумством», но в конце концов признался, что «как и многие бояре, был против присяги царевичу Дмитрию и за то, чтобы наследником престола стал Владимир Андреевич. Бежать же надумал, так как испугался, что не удастся «это дело укрыть». Из чего становится ясно, что наиболее пикантные подробности бунта царю известны не были. Несмотря на его откровения, судьи, назначенные из числа бояр, «намеренно не придали значения показаниям князя Семена насчет заговора княгини Ефросинии и знатных бояр. Главными сообщниками Семена Ростовского были объявлены княжие холопы» (Скрынников).

Таким образом, несмотря на попытки сгладить эффект от показаний «скудоумного» Семена Ростовского, царь впервые узнал о грозившей его семье опасности. Если бы царю нужен был повод, чтобы разделаться с заговорщиками, то лучшего и искать не стоило. Тем более что незадолго до того умер при очень загадочных обстоятельствах маленький Димитрий, которого, якобы случайно, уронила в реку кормилица. Потеря первенца, казалось, могла бы пробудить в сердце Иоанна «дремлющую» месть. Будучи «жестоким тираном» (каким пытаются нам его представить), что должен был сделать Грозный со злоумышленниками?

Казнить Лобанова-Ростовского государь имел законное право: суд Боярской Думы приговорил перебежчика к смерти. Но царь Иоанн был милосерден. После ходатайства митрополита Макария он помиловал князя и отправил его не на плаху, а в Белоозеро — место ссылки знатных особ, где они могли неплохо устроиться, жить с семьями и множеством слуг. Остальные участники заговора, видимо, прикрытые от государева гнева покровителями и неправедными судьями, не испытали никаких неприятностей и остались на своих высоких постах. Двоюродного брата, князя Владимира Старицкого, царь не только не покарал, но и в сердце своем не имел ничего против него, что лучше всего подтверждается следующим фактом: в 1554 году Иоанн составил завещание, по которому Владимир Андреевич назначался, в случае смерти государя, правителем при малолетнем наследнике престола.