Отчуждение - Сергей Самаров

Спустились мы благополучно, хотя в нижней части склона попался чрезвычайно крутой участок, на котором даже деревья не росли – они просто удержаться там не могли, падали, как только подрастали, и стволы начинали чувствовать собственный вес. Мы спустились там, используя обычные альпинистские веревки, которые в обязательном порядке берем с собой, когда идем в горы. Внизу, там, где протекал небольшой ручеек, в видимой дальности ныряющий в какую-то расщелина в скале, и пропадающий из вида, остановились, поджидая тех, кто спускался последними.

– Привал устраивать не пора, товарищ старший лейтенант? – спросил старший сержант Камнеломов. – Место хорошее, чистое.

Я отрицательно помотал головой, хотя понимал, что по привычным меркам привал устраивать, в самом деле, время подошло.

– Не пора. Привал наверху сделаем. Напрямую нам через хребет здесь не перевалить. Придется обход делать до перевала, как я еще раньше предупреждал. Там, на перевале, и остановимся. Пока рекомендую умыться в ручье, освежиться, набрать свежей воды во фляги, и рот прополоскать, но не пить. Пить будете на привале.

Это было правило всякого марша. Во время марша пить не рекомендовалось. Разве что, один – два глотка, не больше. Если напьешься вдоволь, идти будет очень трудно.

Я включил на «планшетнике» набор своих карт, открыл топографическую, и посмотрел расстояние, в двух местах ткнув в монитор пальцем, и запросив дистанцию между двумя точками.

– Пять километров шестьсот метров до перевала. Осилим?

– Осилим, – согласился старший сержант. – Это, в самом деле, не много.

Мое нежелание устраивать в ущелье привал имело под собой основание. Во-первых, с перевала должна была открыться нормальная связь, и я собирался отправить третий видеосюжет майору Ларионову. Во-вторых, я хотел проверить собственную выносливость и выносливость рядового Пашинцева, вместе с которым мы так скоропостижно, до седины постарели. Это постарение коснулось только внешнего вида или стало необратимым физиологическим процессом в организме – это был важный для меня вопрос. Пока я устал не больше, чем должен был устать, да и рядовой Пашинцев, кажется, держался без проблем на общем уровне. А последний подъем, грубо говоря, дополнительная порция физической нагрузки на организм. Но я при этом знал и еще одну особенность старения организма. При процессах старения выносливость может начать «сдавать» в последнюю очередь. А в первую поражается способность к восстановлению сил. Вот эту способность у себя и у седого рядового я и желал проверить. Пока мы не настолько устали, чтобы трудно было восстановиться. А лишний подъем на пять километров может создать проблемы. И их следует знать.

* * *

До перевала мы добрались без проблем. Сначала передвигались легким бегом по дну ущелья, прямо по берегу ручья, где камни были мелкими, как на крымском галечном пляже, и даже споткнуться было негде. Когда пришло время начинать подъем на перевал, про бег пришлось забыть. По такой крутизне бегом передвигаться невозможно, хотя до отвесности этому склону было далеко. Далеко это место было и от места крушения подбитых белыми лучами двух космических «монстров». Тем не менее, примерно на середине склона, меня позвали:

– Фу, какая мерзость! Товарищ старший лейтенант, посмотрите, что это?

Я уже дальше прошел, то есть, выше поднялся, и пришлось на добрый десяток метров спуститься, и в сторону сдвинуться. Рядом с густыми зарослями разноцветной гортензии стоял солдат, и двумя пальцами зажимал себе нос, стараясь не дышать. Увидев меня, солдат показал свободной рукой в цветы, а сам шагнул в сторону. Среди цветов валялся труп какого-то непонятного существа размером с крупную кошку породы Саванна или даже еще крупнее – может быть, даже с мелкого леопарда. У существа был разорван бок, торчали переломанные острые ребра, вылезли кишки, и все тело кишело омерзительно воняющими личинками и червями. По примеру солдата я зажал нос, и наклонился, чтобы произвести съемку существа. Оно представляло собой явно не представителя местной фауны. Я вообще такое существо не видел даже в зоопарке. Зверек фигурой походил на семейство кошачьих, но имел лапы не с когтями, а с откровенными пальцами, что, скорее, относило его к приматам. И хвост имел толстый, даже внешне сильный, словно хватательный, что тоже приматам свойственно. Статичную съемку видео я производить не стал, сделал только несколько фотографий, но долго находиться рядом с этой вонью было выше даже моих немалых сил. И это при том, что в офицерах спецназа рано, еще в училище, подавливают чувство брезгливости. Помню, на учениях нас, тогда еще курсантов, заставляли копаться во внутренностях убитых животных, где прятали пакет с инструкциями. Тогда нас приучали не обращать внимания на сапрофитных[7] червей, которые не могут причинить вреда живому человеку. Я вообще это слово-то узнал после первой командировки на Северный Кавказ, когда мой взвод, тогда наполовину в другом составе, действовал совместно с местным полицейским спецназом, которым командовал капитан МВД Сапрофитов. Кто-то из моих солдат и объяснил значение его фамилии. Вполне, кстати, соответствующее моему понятия о капитане.

Я сфотографировал космического примата. Но у земных животных такой вони не бывает, как правило, даже у почти полностью сгнивших. А черви и личинки червей в них не заводятся сразу после гибели. Нужно хотя бы несколько дней, чтобы начался процесс. Я, признаться, плохо знаком с миром трупных червей, но, помнится, что черви появляются из опарышей, то есть, из личинок трупной мухи, которая их откладывает только в свежем мясе, причем, откладывает почему-то исключительно в темноте. Однако, после гибели боевых космических кораблей темнота еще не подступала. А это существо, труп которого мы рассматривали, было явно не земного происхождения. Следовательно, попало на землю со сбитого инопланетного летательного аппарата. И я сделал вывод, что черви и опарыши тоже не земного происхождения. Наши, земные, просто не успели бы еще расплодиться. А представители чужого мира, возможно, уже жили в теле существа. Не зная их природных свойств, лучше держаться от такого подальше. А то можно и какую-то инопланетную заразу подцепить, а потом эту заразу по всей Земле разнести. В этом, во многом, и заключалась опасность подобного контакта с инопланетным миром.

Завершив съемку, я двинулся дальше, резко обогнав взвод, и снова задавая темп. Уже недалеко от перевала в траве солдаты нашли еще один лист обшивки, похожий на первый, от другого корабля, только у этого не было ничего, кроме металла. Ни проводов, ни приборов, приклеенных к обшивке. Однако, металл внешне был похож на первый, хотя отличался цветом и, видимо, составом. Я снова отрезал кусок для анализа, и убрал в рюкзак. Теперь отрезалось намного сложнее, тем не менее, я с задачей справился. Взвод уже добрался до перевала, и там дожидался меня. К своей радости, я совершенно не чувствовал усталости после подъема, несмотря на все свои опасения. Я бы даже, мне показалось, готов был совершить еще один точно такой же переход вовсе без привала. Но бойцам привал был нужен. Я снял с плеч рюкзак, положил его рядом с камнем, а сам сел на землю, подавая пример своим бойцам, ожидающим команды. Они думали, что я пожелаю и еще на один хребет взобраться, тем более, следующий хребет был «ростом» невелик. И, если бы я дал такую команду, они пошли бы, я не сомневаюсь. Но я все же не хотел, чтобы мои бойцы раньше времени теряли силы. Да и сеанс связи пора было провести.