Завтрашний день кошки - Бернард Вербер

Вместо одной служанки у меня их было несколько сотен. Все несли мне еду, кузовки с еще трепещущими мышами, блюдца молока и тарелки с готовым кошачьим кормом.

Один из тех, кто явился преподнести мне дары, особенно привлек мое внимание. У него было тело человека и голова Пифагора. Я взяла его за руку, прильнула к нему, наши губы соприкоснулись, и мы проникли друг в друга языками. Это оказалось намного приятнее, чем могло показаться вначале.

«Каждое утро твоя служанка уходит на работу… – шептал мне на ушко Пифагор. – Продолжительность жизни людей составляет восемьдесят лет, в то время как мы умираем уже через пятнадцать… вот в каком направлении движется эволюция: рыбы, динозавры, люди…»

Потом он показал мне на толпу наших обожателей и мяукнул: «А кто придет после них?»

Приверженцы культа Бастет все еще несли свои дары, но вдруг откуда-то появился человек в очень странном наряде. У него было лицо Томаса, его окружали какие-то люди, вооруженные щитами, к которым были привязаны кошки, извивавшиеся и орущие во весь голос. Потом эти кошки погибли в неравном бою между нашими адептами и вооруженным отрядом. После чего захватчики убили наших слуг, разрушили гигантские статуи и окружили Пифагора.

В душе моей поселилась печаль, а из глаз, точно как у людей, брызнула соленая жидкость.

Проснулась я благодаря Феликсу, который явился ко мне и лизнул мое веко. Желая наказать его за нарушение запрета подходить к моей корзинке, я выпустила когти и расцарапала ему щеку. Он настаивать не стал и тут же покорно поджал хвост.

Я встала, спрыгнула на пол, потянулась, зевнула и облизала себя, чтобы избавиться от его слюны.

Поднявшись довольно рано, я увидела, что моя служанка готовится куда-то идти. Меня это заинтриговало, и я решила пойти вместе с ней, чтобы посмотреть, в чем же конкретно заключается ее работа.

Когда хлопнула дверь, я воспользовалась отверстием для кошек и вышла на улицу.

Далеко от дома мне доводилось отходить один-единственный раз – когда за мной погналась псина, угрожавшая Пифагору. Но тогда у меня не было времени извлечь из этого пользу.

Утром от тротуара исходили ароматы собачьей мочи и испражнений. Кошачьих запахов не было и в помине. Со всех сторон меня окружали куда-то торопившиеся люди. Вот моя служанка спустилась в какой-то подземный тоннель, и я незаметно последовала за ней.

Там, без конца стуча подошвами ботинок, суетились сотни людей. Я побежала вперед, лавируя между чулок и брюк. Никто не обращал на меня никакого внимания.

Толпа подошла к какой-то яме и неподвижно замерла. Вдруг из глубины темного тоннеля донесся грохот. Мне стало интересно, какой такой монстр сейчас вынырнет из мрака. В этот момент я увидела два пятна света – должно быть, его глаза. Огромный, рычащий зверь. Может, после пятого вымирания на земле все же остались динозавры? Светящиеся глаза приблизились, и предо мной явственно предстал лик чудовища. Плоская морда и ни одной лапы. Очень длинное. Внезапно его бока разверзлись. Люди, в том числе и моя служанка, хлынули и плотно набились внутрь. Я последовала за ней. Меня накрыла волна огромного количества непривычных запахов. Натали пристально смотрела перед собой. Она стояла неподвижно, опустив руки, и будто спала. Что касается меня, то из-за дверей, которые то разъезжались в стороны, то закрывались вновь, неприятных звуков и скрежета металла я уснуть не могла. Время от времени зверь останавливался, его бока открывались, одни люди выходили из него, другие, наоборот, заходили, то и дело сталкиваясь друг с другом.

Наконец Натали вышла из чрева монстра и двинулась по тоннелю, заканчивавшемуся выходившей на поверхность лестницей. Она быстро зашагала вперед, остановилась, чтобы пропустить поток машин, перешла на противоположную сторону улицы и заторопилась еще больше, стараясь не наступать на собачий помет. Я по-прежнему незаметно следовала за ней.

Наконец она оказалась в каком-то странном месте, где было полно грязи и высились кучи песка. На обширном пространстве стояли огромные грузовики, исторгавшие клубы черного дыма, и стройные металлические башни, поднимавшие какие-то железные балки. Между ними сновали люди в желтых касках. Натали подошла к одной из бригад, назвала себя и пожала всем руки.

Потом она, в свою очередь, тоже надела желтую каску и стала отдавать приказания людям, транспортировавшим какие-то серые кубические глыбы, куски дерева и длинные черные прутья. Чуть дальше вгрызались в землю огромные машины. В какой-то момент все сгрудились вместе и заткнули пальцами уши, не сводя глаз со старого здания. Натали нажала на красную кнопку, сразу в четырех местах прозвучали взрывы, дом рухнул и исчез в облаке пыли. Значит, работа моей хозяйки состоит в том, чтобы взрывать дома. Как только дым рассеялся, машины тут же стали разгребать строительный мусор.

Как же я жалела, что со мной не было Пифагора! Он бы в подробностях объяснил мне, что означает вся эта человеческая суета.

И это у них называется работой? Так вот что каждый день делает моя служанка, когда не занимается мной. Чтобы лучше охватить происходящее, я подошла ближе и настолько увлеклась, что даже не заметила сдававшего назад грузовика, который чуть меня не раздавил. Лишь в самый последний момент я успела отпрыгнуть в сторону и приземлилась в черную лужу, наполненную чем-то вроде масла столь плотной консистенции, что оно даже сковывало мои движения. Эта липкая субстанция так облепила мое тело, что я даже не могла встать. Барахтаясь и мяукая, я наконец сумела привлечь внимание людей. Чьи-то руки выхватили меня из этой черной жижи и завернули в полотенце. Я не сопротивлялась. Два человека, меня спасшие, издали негромкое кудахтанье (которое Пифагор называл смехом), и вокруг нас мало-помалу стали собираться другие. Натали, узнав меня, сначала удивилась, потом психанула и схватила за шкирку. Я опять же не брыкалась – вспомнила, что в детстве меня так носила мама.

Я ожидала худшего, и худшее, как водится, случилось. Натали отнесла меня в какое-то место, снабженное умывальником, и, не отпуская, открыла свободной рукой кран. Я заорала во всю глотку и еще раз со всей ясностью осознала все неудобства, обусловленные моей неспособностью наладить с людьми действенный диалог. Натали невозмутимо продолжала делать свое дело, не предвещавшее в ближайшие минуты ничего хорошего, хотя и прекрасно знала, что я не выношу даже намека на сырость, не говоря уж о прямом контакте с водой. На этот раз я стала вырываться, но служанка держала меня крепко и хватку не ослабляла.

Затем она насыпала в раковину какого-то белого пенистого порошка, а затем, невзирая на то что я в панике расцарапала ей руку, совершила непоправимое и… сунула меня в эту импровизированную ванну! Какое мерзкое ощущение!

Натали окунала меня в воду, покрывавшую все мое тело. Длинная черно-белая шерстка отяжелела, но Натали, будто ей было мало моих мучений, стала тереть меня плававшей на поверхности белой пеной. Черное масло постепенно растворялось и смывалось. Я всегда надеялась прожить всю жизнь, не подвергаясь подобным водным процедурам, но из-за любопытства и желания узнать, что представляет собой человеческая работа, подверглась вот такому наказанию. Наконец Натали подняла меня и сфотографировала, пока я не обсохла. Остальные люди, явившиеся поглазеть на это зрелище, продолжали смеяться. Потом служанка сунула меня в какой-то ящик и закрыла. Поскольку стоял день, я решила вздремнуть в этой выложенной чем-то мягким тюрьме, тем более что это позволило бы мне забыть об унижении. (Мне не давал покоя один вопрос: я когда-нибудь высохну окончательно или до конца дней останусь слегка влажной?)