Никто, кроме президента - Лев Гурский

– Есть сегодняшний «Листок», мужчина?

Бальзаковская дама, от тридцати до пятидесяти. Из всех искусств важнейшим является макияж.

Спокойно, господа и товарищи, по одному, не толпитесь. В Греции все есть, кроме «Свободной газеты». Ее не ношу принципиально. Остальное – в наличии, даже «Вести» и «Совраска»… А «мой» мент, слава те, Господи, еще одного гостя отловил, теперь прижал его к стене и доит; на меня – ноль внимания. Что бы коренные москвичи делали, не будь у нас громоотводов в виде Дагестана, Азербайджана, Грузии? Менты бы наверняка взялись назначать кавказцами русских. По принципу Геринга: «Кто у нас еврей, решаю я!» И двигались бы люди по Москве короткими перебежками: глаза в землю, голову в плечи, в кармане стольник; ты ничего не сделал, но кругом виноват. «Граждане, при наезде ментов эта сторона улицы наиболее опасна!..»

– «Elle» есть?

Девушка, вы чудо! Есть, конечно, для вас со скидкой. Что еще? «Московский листок»? Конечно, о чем речь! Вот он, берите, даже не мятый для вас найду!

– «Листок» есть? – Дама с собачкой.

– «Листок» есть? – Мужик с портфелем.

– «Вечерка» осталась? – Еще одна бабушка.

– «Листок» есть? – Еще одни бицепсы.

Что-то сегодня «Московский листок» хорошо разбирают – я уже раза три бегал за ним на базу. Не иначе, убили кого. Или у Расторгуева в бане фанатки нательный крестик сперли. Или, может, Кристина Орбакайте опять разводится с Киркоровым. А вдруг в горах Памира отыскался снежный олигарх, задолжавший казне со времен русско-японской войны? Пора бы уж. После Каховского у нас давно никого не раздевали, народ соскучился… Да, надо будет, пожалуй, один экземпляр «Листка» себе заныкать и почитать за чаем. Когда я был главным редактором «Свободной газеты», то каждое утро начинал с чтения прессы. И красным цветом отмечал те материалы, где другие обогнали нас. А синим – где мы обставили их. «Листок» я в ту пору презирал за желтизну, зато теперь его почти люблю, кормильца. Если у меня снова будет своя газета, я расширю палитру: добавлю к строгости «Independent» немного развязности «СПИД-Инфо». Кто бы мне еще денег на газету дал?..

– «Листок» продадите? – Очкарь-технарь.

– Есть у вас «Московский листок»? – Женщина с двумя кошелками.

Эх, были бы у меня деньги! Когда Шкурович растратил миллион из бюджета «Обскуранта» на брильянты для певички Глаши Колчак, я чуть не заболел с горя. Не «Обскуранта» мне было жаль: мусорная газетенка, без стиля, без линии. Но чтобы газетные деньги так, дуриком, просадить на цацки! Будь у меня миллион, я бы…

– «Листок» есть, дяденька? – Пацан лет восьми.

– Мне «Московский листок»… и еще «Караван историй». – Студентка. Красавица. Умница.

– Дайте «Листок». – Дородная мамаша с огромной коляской.

Ее коляска отлично прикрыла меня от мента. Но он и так смотрит в другую сторону: кто из брюнетов еще ходит, не заплатив ему?

– «Свободная газета» есть? – Банковский клерк, наверное.

Нет у меня «Свободной газеты»! Нет и не будет! Пусть теперь как хочет, так и живет без меня, – даже в руки не возьму. Когда меня выкинули из редакторского кабинета, я месяц ждал, что вернут обратно. Весь месяц каждое утро надевал галстук и сидел у телефона. Не позвонили. Еще месяц отказывался от любых предложений, хотя меня звали замредактором в «Курьер» и обещали свою колонку в «Российской». Но я уперся: либо все, либо ничего. Либо главным редактором газеты, либо газеты в метро продавать. Третьего не хочу. Сперва было забавно – Виктор Морозов прессой торгует! Через полгода даже втянулся: чтобы пересидеть – место спокойное, тихое. Но тут какие-то бедолаги имели несчастье отравиться купленными в метро беляшами. Санэпиднадзор, не будь дурак, вколотил мэрии космических размеров штраф. И мэрия, найдя повод, моментально изгнала торгующих из подземного храма имени бывшего Кагановича. Причем турнули всех без разбора. А отдельным постановлением нам, «ручникам», запретили на полкилометра подходить к метро. Как хочешь, так крутись. И эта страна дураков еще борется за звание империи!..

– «Московский листок» есть? – Парень в спецовке.

На, отдаю предпоследний, последний – себе. Всех прочих тоже осталось по одной, плюс два глянца в целлофане. Их на завтра.

– Эй ты, «Листок» есть?

А вот и «мой» мент подвалил! Встал напротив и ухмыляется. Надеется сейчас и меня подоить. Я уверен, нас выперли из-под земли, чтобы ментам не повышать зарплат. Вместо нала им платят указиками-векселями. Что мэрия, что Госдума. Вот вам, служивые, дивные правила регистрации приезжих. Вот вам, соколики, запрет на распитие пива в общественных местах. А уж как обращать в деньги эти бумажки, вы знаете. Чай, не первый год замужем…

– Извините, не понимаю вас, товарищ милиционер, – сказал я.

С тех пор как стал продавцом-ручником, я усвоил: с ментами надо разговаривать вежливо и спокойно. Как будто у тебя есть серьезная «крыша». Проявишь страх – ты пропал. Фортес фортуна адьюват, что называется. Смелым помогает судьба.

– Новые правила торговли с рук тебе зачитать, а?

«Мой» мент еще не въехал, что сегодняшняя мзда ему обломилась. Если я уж кому и отстегну, так это регулярному патрулю. От него не спрячешься. А тот, кто вышел на разовую охоту подкормиться – перетопчется.

– Не понимаю, – с достоинством повторил я. – Я приобрел в газетном киоске несколько изданий, по одному экземпляру каждое. Для себя. С каких пор это преследуется?

– По одному? – Мент еще не верил в облом.

Из-за пазухи я вытащил один «Листок», одну «Совраску», одну «Вечерку» и по одному пакету с «Атмосферой» и «Мансардой». А из кармана – ламинированный прямоугольник Союза журналистов России. Взносы я до сих пор аккуратно плачу.

– Я работник прессы, – вежливо добавил я. – Может, пройдемте к вашему начальству?

– Свободен… – сквозь зубы, как плевок, уронил мент и, больше не говоря мне ни слова, метнулся через дорогу: на той стороне замаячил некто чернявый с носом, с полосатой сумкой.

А я прошел метров пятнадцать, бзынькнул входной дверью и оказался в заведении под названием «Горячий чай». Чай тут подавали не только горячий, но и вкусный, и сравнительно недорогой. Вместе с большой булкой я укладывался в полбакса. Вдобавок тут можно было сколько угодно занимать отдельный столик, читая газеты. Отиум пост неготиум – отдых после работы.

По обыкновению, я начал с последней полосы «Листка». И сразу же уперся взглядом в три слова – «Звягинцев», «миллион», «долларов». Потом я, разумеется, многократно обчитал все слова вокруг этих трех – и сверху вниз, и слева направо, и даже по диагонали. Но сперва были эти три. Звягинцев. Миллион. Долларов. Звя-Ми-До. Очень знакомая музыка!

Мне вспомнилось, как после увольнения я пробился к этому презервативщику с идеей новой газеты. С анализом рынка, с расчетом по кварталам, с наиподробнейшим бизнес-планом, который я составлял пять вечеров подряд. План вышел дешевле не бывает. Я экономил на всем – на своей зарплате, на офисе, на гонорарах, – но уложился в один миллион долларов и через год мог выйти на прибыль. Даже маленькая серебристая змейка Сусанна назвала мой план «любопытным». Однако этот еж резиновый не стал вникать. Он с непроницаемой рожей перебрал костяные четки и спросил у меня: «Газета – это для вас что?» Я ответил честно: «Страсть всей жизни» – и подставился, пень усатый, как малый ребенок! Потому что Звягинцев, весело хохоча, пропел мне в лицо: «И стрррасть Морррозова схватила своей безжжжжалостной рукой!..» Не знаю, кого я в этот миг сильнее ненавидел: себя за искренность, его за смех или Окуджаву за дурацкую песенку про моего однофамильца, полюбившего глупую циркачку. «Денег, Морозов, я вам не дам, – отхохотав свое, подвел баланс презервативщик. – Решение окончательное. Против истории я не попру. На Руси повелось, что Третьяковы, Мамонтовы, Морозовы не клянчили деньги, а сами давали. Кто я такой, чтобы ломать национальную традицию?» Подлец. Подлец. Можно подумать, что, окажись я Пупкин или Тютькин, он бы мне сразу открыл кредитную линию!..