Кукла-любовь - Галина Владимировна Романова

– У нас тут было совещание, пока ты отъезжал на место происшествия. Начальник сразу сказал, что дело передадут нам. Что-то там важное и даже страшное в этом преступлении кроется. Подробностей пока никаких, – развел руками капитан. – Но кое-кто шепнул мне, что, возможно, это серия.

– Маньяк?! – Алексей остолбенел. – Но ничего подобного не было слышно за последнее время. Как…

– У нас – да, а в окрестностях – возможно. Кто нам, простым смертным, доложит, Леша? Ладно, отвлекись. Как вчера с Машей съездили к заявителю?

– Да никак, – поморщился он. – Все нормально, нет повода его подозревать. Соседка снизу толком ничего не рассказала. Недовольна топаньем над головой, бельем, которое сушится на балконе. Как тебе?

– Обалдеть, что за люди! – округлил Женя глаза. – Белье на балконе ей мешает?! Это вообще… За гранью, Леш!

– И я о том же. – Он сел за свой стол, потер лицо руками. – Машка зачем-то письмо стянула из стопки, собралась эксперту отдать. Меня просила, но когда мне! Еле успел утром ей обратно передать. Что ей не понравилось – не сказала. А так в общем и целом все нормально. Заявитель вне подозрений.

– А держится как? Разбит, расстроен?

– Обычно он держится. – Чекалин глянул на него исподлобья и проворчал: – Как обманутый муж: с достоинством, тревогой и хорошо скрытой агрессией.

Маша цокала каблучками по служебному коридору в сторону кабинета экспертов. Как начать разговор и заставить занятых с головой экспертов сделать для нее работу, она не знала. Не потому, что не обладала авторитетом, как майор Чекалин – тому никто не мог отказать. Просто среди экспертов был один молодой сотрудник, который с некоторых пор не давал ей прохода и делал это коряво, невежливо.

– Добрый день, – произнесла она, открывая дверь.

Небеса услышали ее молитвы: на месте был только Иван Иванович Денисов, пожилой, добрый дядька. Он всегда очень тепло ей улыбался, уступал место в столовке, отдавал отбивную, если она оставалась последней.

– О, Машенька! – обрадованно воскликнул Иван Иванович, поднимая голову от микроскопа. – Заходи, заходи.

Она вошла, плотно прикрыла дверь.

– Ты к Даниле? А его нет, – повел рукой Иван Иванович. – На выезде.

– А я к вам, Иван Иванович.

И она помотала в воздухе большущей шоколадкой, которую прятала за спиной. Все знали, что непьющий и некурящий Иван Иванович был страшным сластеной. В столе у него постоянно лежала горсть конфет – тогда он пребывал в прекрасном настроении. Или горсть фантиков от конфет – вот тогда он брюзжал.

Маша подстраховалась и сразу пошла с шоколадкой.

– Ум-мм… – протянул Денисов мечтательно, глядя на нее поверх очков. – С миндалем? Горький? Мой любимый?

– Ага, – кивнула она с улыбкой.

– Ты моя умница. Решила порадовать старика. Ой, спасибо! А то у меня с утра в ящике одни фантики. Данилка, мерзавец, вчера после службы задержался и все схомячил.

Иван Иванович встал со стула, шаркая подошвами теплых ботинок, двинулся в дальний угол, где на столе стояла посуда. Он долил воды из графина, включил чайник. Взял в руки два стакана, посмотрел на свет, дунул в каждый и проворчал, что пыль не может быть вредна, это органика, организму не навредит, тем более что кипятком будет залита. Попутно указал Маше на стул у стола. Та послушно села, положила шоколадку.

– Ну-с, милая барышня, что привело вас к старику? Да еще с шоколадкой? – Иван Иванович тяжело опустился на стул напротив. – Что-то важное или так себе? А дай угадаю?

Она кивнула, замирая.

– То, с чем ты пришла, к делу не пришьешь. Это всем кажется полной ерундой, но тебя беспокоит. И ты спать не можешь, не зная, как правильно поступить, – с улыбкой рассматривая ее лицо, медленно говорил Денисов. – Вроде и бурю в стакане воды поднимать не хочется, за это не похвалят. Но зудит! И мысли всякие лезут. А если выстрелит? Вдруг это зацепка? На первый взгляд ничего такого, но… Так ведь, Машуня?

– Так, Иван Иванович, – умилилась она. – Вы прямо в самую точку. Как вам это удалось?

– Что? – прикинулся он.

– Угадать?

– А-а-а… – тихо рассмеялся Денисов. – Знаешь, сколько до тебя тут сиживало на этом стуле с подобными идеями и такими же глазами?

– Какими глазами?

– Азартными, Машуня. Азартными, – вздохнул Денисов.

Чайник щелкнул, отключился. Денисов разлил кипяток по пыльным стаканам, швырнул в них по пакетику и принялся шуршать упаковкой с шоколадки, бережно распеленывая ее как ребенка.

– Это хорошо, Машуня, что глаз у тебя горит. Очень хорошо. Хуже, когда все безразлично. День прошел и ладно. Здесь… – он снова обвел руками кабинет, – так нельзя. Надо работать на совесть, душу вкладывать. Тогда все будет получаться. Ну? Что там у тебя? Прячешь в левом внутреннем кармане, а?

– Письмо, Иван Иванович, – выдохнула Маша, достала листок и положила перед экспертом. – Вот оно.

– Ну, ну. – Он осторожно взял письмо, упакованное в пакет для вещдоков. – И что ты хочешь, чтобы я с этим сделал? Стиль написания проверил? Отпечатки снял?

– Все! Все сразу, Иван Иванович.

Маша искупала чайный пакетик в кипятке, выудила, швырнула в картонную коробку на столе. Там уже лежало пять чайных мумий. Она глянула на эксперта, любовно ломающего шоколадку на кубики.

– Если на письме есть отпечатки, а они должны там быть, я хочу знать обо всех. То есть все образцы, которые…

– Понял я, не горячись, – улыбнулся Иван Иванович, забрасывая шоколадный кусочек в рот. – Может, на этом письме окажутся отпечатки из базы. Такое может быть?

– Может! Запросто! Женщина, которая обнаружила эти письма в квартире матери, дочь этого человека. – Маша ткнула пальцем в письмо. – Она поехала его разыскивать и пропала.

– Думаешь, папочка ее того? Пригрел? – Взгляд у Ивана Ивановича сделался мечтательным – шоколад растворялся на языке.

– Я не знаю. Но она поехала за Урал. – Маша назвала город. – А вышла через двести километров от Москвы на какой-то богом забытой станции.

– Думаешь, папочка ее с поезда снял?

– Не знаю, – призналась Маша. Она, кстати, об этом не подумала. – Если он преступный элемент, то запросто. Но я больше склоняюсь к версии с любовником. Решила сбежать от мужа – он у нее строгих правил, – вот и придумала всю эту возню с письмами. Якобы нашла, надо съездить. Чекалин считает, что история с письмами за уши притянута.

– Для мужа?

– Ага… – Маша отхлебнула чай. На вкус он оказался очень даже ничего. – Поэтому мне так интересны отпечатки на этом письме.

– Много писем-то было, Машунь? – уточнил Денисов, лопая шоколад и попивая чаек.