Боже мой, какая прелесть! - Оксана Обухова

– Ну-у-у, – поправил футболку Антон, – могу догадаться. Дома, наверное. Там, где она… – мальчик смутился, – фотки с Толиком хранит… На стеллажах за книгами…

Ох уж мне эти дети! Ничего-то от них не скроешь!

Я встала рядом с маленьким героем, положила руку ему на плечо и выступила:

– Поедем вместе. Я отвезу тебя.

А что еще я могла сказать? «Удачи, Антоша»?

Проводить мальчика за ворота, помахать ладошкой и рухнуть на диван перед телевизором?!

Антон возился и пыхтел на заднем сиденье «ягуара».

– Не вздумай что-нибудь нацарапать на спинке кресла, – строго сказала я, и пыхтение затихло.

Не исключено, что догадалась я правильно, несовершеннолетний пассажир собрался изобразить на задней панели кресла эпистолу вроде «Толян козел» или нечто подобное. – Машина ни в чем не виновата.

Автомобиль утробно ворчал, пожирая километры, по объездным дорогам через деревеньки до дома Лизы оказалось не так уж далеко. Чуть более двадцати минут хорошего хода. Впрочем, об этом можно было догадаться сразу. Именно на этот временной промежуток Анатолий Андреевич исправил время, подготавливая алиби.

Проехав новый микрорайон с домами-свечками, мы углубились в кварталы девятиэтажных домов брежневской застройки, домчались до крупного супермаркета и остановились на парковке.

Я повернулась назад к Антону и, думая о том, стоит ли пугать ребенка засадой у дома, сказала так:

– Давай ключи от Лизиной квартиры, объясняй, где ее тайник, я пойду одна.

Мальчишка с пониманием усмехнулся:

– Думаешь, караулят, да? Ждут меня? Я невнятно кивнула.

– А если они сидят прямо в квартире? Я уже нахмурилась.

– Сумка-то Лизина пропала. А в ней ключи.

Н-да, соображает форвард быстро. Пожалуй, по шустрей меня.

Хотя, у него времени для размышлений было больше. Я вступила в игру во втором периоде со скамейки запасных.

– В квартире тебя вряд ли ждут, – покумекав пару секунд, сказала уверенно. – Ты почти сутки в милиции отирался, можешь прийти домой в сопровождении лейтенанта Мухина. Понял? Никто встречей с милицией рисковать не будет. Так что давай ключи. Если тебя и поджидают, то только возле дома.

– Ты можешь ничего не найти, – упрямился мальчишка. – А в подъезд мы можем пройти через крыши, от соседнего дома.

– Ага, – язвительно кивнула я. – Они прям все открыты и только ждут. Тебя, меня и всех московских бомжей.

– А у меня друг сын лифтерши тети Светы, – мне в тон ввернул упрямец. – Я, думаешь, дебил? Я знаю, где он ключи от мамки ныкает.

Нет, ну до чего ребенок шустрый пошел, а?!

На все вопросы ответ готов!

Я повязала голову платком неброской расцветки, нацепила на нос очки-хамелеоны и вышла из машины, чувствуя себя Матой Хари со шпионским прикрытием в лице одиннадцатилетнего недоросля.

Ввязалась, блин. В криминальные игры для детей среднего школьного возраста. Балда стоеросовая. Нет, ну почему роль Шарон Стоун из «Щепки» досталась именно мне?! Я Стоун терпеть не могу! У нее шея короткая! А в интервью она заявляет, что если чем в жизни и довольна, так это своей безупречной фигурой!

А какая, спрашивается, фигура при отсутствии шеи?

Не выношу самовлюбленных баб!

Подбадривая себя подобными мыслями, я – Антон держался чуть в стороне – вошла во двор и тут же юркнула в угловой подъезд дома, составляющего одну из сторон каре из трех длинных жилых строений.

Юркнула и, взлетев на второй этаж, посмотрела в окно, повиснув на высоком подоконнике.

Пока Антон во всем был прав. Противоположная сторона двора, где за кустами прятался подъезд тети Лизы, была совершенно закрыта; кодовый замок подъезда, куда зашла я, действительно оказался сломан.

Антон появился спустя минуту. Крикнул «эй!» и позвал меня к лифту.

На девятый этаж мы поднимались молча. Вышли на площадку, я повернула к решетке, загораживающей лестницу на крышу, малолетний Сусанин поскакал к мусоропроводу на площадке между этажами. Пошарил сзади круглого короба и вынул из-за скобки связку ключей.

Все так же молча открыл навесной замок решетчатой двери, пропустил меня вперед и, закрыв дверь, приладил замок обратно, крепко нажав на дужку.

– Пошли, – сказал почти беззвучно и поднялся к двери, обитой новенькой листовой жестью.

От прогретой за день крыши волнами поднимался жар, на гудроновой поверхности таяли лужи миражей. Удобные, почти без каблуков босоножки оставляли на мягком гудроне полукруглые следы; я подошла к краю крыши и глянула вниз.

С трех сторон двор окружали дома. Вдоль четвертой шла прямая асфальтированная дорожка, очерченная высокими кустами акаций и задниками гаражей кооператива. Прямая и длинная, она давала возможность разогнаться, от двора ее прикрывали кусты, от окон тополя.

– Тут все случилось? – указывая на дорожку кивком подбородка, спросила мальчика.

– Да, – едва слышно ответил он. – Только дальше, отсюда не видно. Этот гад никогда к дому близко не подъезжал, даже когда Лиза одна была. Прятался.

«Видел бы ты, Антоша, жену гада, сразу бы понял, почему тот прятался», – подумала я, обняла парнишку за плечи и попыталась увести от края крыши.

– Подожди, – сказал он. – Хочу посмотреть, какие машины возле нашего подъезда стоят.

– А ты знаешь все машины соседей Лизы? – вздохнула я.

– Нет, но…

– Пойдем, Антон. Сверху все равно почти ничего не разглядеть, все деревья скрывают.

Большой зеленый двор кучерявился под нами высокими кронами, вытоптанный участок с песочницей, качелями и «полосой препятствий» еще звенел от детских криков. Пенсионеры оккупировали большинство лавочек. Девять вечера в конце июля самая приятная пора…

Перелезая через высокие бордюры на стыках домов, мы прошли до спуска в нужный подъезд и дальше трудностей тоже не испытали: массивная дверь к лифтовой имела врезной замок, решетка в подъезде – навесной. Антон расправлялся с замками, как заправский медвежатник.

Квартира Лизы располагалась на шестом этаже. Мой форвард, мягко перебирая кроссовками, спустился до седьмого и, свесившись через перила, прислушался и стал искать глазами тени и видимые фрагменты неприятельских тел, возможно спрятавшихся возле мусоропровода или в укромных уголках. Мне казалось, что я цокаю по ступеням, как подкованная лошадь, и больше мешаю, чем помогаю.

Как-то так получилось, что главным в операции по проникновению в квартиру погибшей Лизы стал этот серьезный одиннадцатилетний мальчик, а не я – высокорослая спортсменка с навыками боди-билдера.

И почему так всегда получается? Любой мужик после часового общения со мной испытывает потребность в опеке. Разворачивает крылья и прикрывает, словно птенца в гнезде. Почему? Неужели я выгляжу так инфантильно?