Колдовская душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Ты ее знаешь? – тихонько спросила Анатали.

– Да! Будь послушной девочкой!

Сидони размышляла. Анатали живет в Сен-Приме уже две недели, но никто из местных жителей до сегодняшнего дня ее не видел. «Мы так и не решили, что говорить, если кто-нибудь о ней спросит, а Брижит наверняка засыплет меня вопросами!» – думала девушка, инстинктивно сжимая маленькую ручку племянницы.

Минут через пять они поравнялись с вдовой, и та остановилась с намерением поболтать. На сапожки она надела специальные ледоступы с шипами – чтобы подошва не скользила по льду.

– Здравствуй, Сидони! Я вот ходила к Артемизе. В следующем году они хотят взять в аренду мой луг. Думала поговорить с Жактансом о цене, да только он, оказывается, в Café. А кто эта красивая девочка? Наверное, родственница твоего жениха?

– Вовсе нет!

– Малышка, как тебя зовут?

– Теперь я – Анатали, а раньше была Мари! – похвасталась девочка.

– Надо же! Анатали? Та самая, о ком говорилось в объявлениях в прошлом году? Тогда это – ваша родственница, и очень близкая.

Сидони чувствовала себя так, словно ее приперли к стенке. Она решила: лгать ни к чему, новость все равно стремительно разлетится по деревне. Теперь она горько пожалела о том, что они с Анатали вообще вышли из дома.

– Мадам Брижит, мои родители на днях сделают официальное объявление. Речь идет о моей племяннице, поэтому…

– О твоей племяннице? – Соседка явно была озадачена. – Как же это может быть?

Сообразив, что вопрос поставил тетю Сидони в тупик, девочка решила помочь ей выйти из затруднения:

– Мою маму звали Эмма, но она умерла, и тетя Жасент приехала в Сент-Жан-д’Арк, чтобы меня забрать. Я взяла с собой своего котика Мими!

– Эмма… – срывающимся голосом повторила вдова. – Святые небеса, но сколько же ей было, когда она…

– Прошу, не говорите лишнего при ребенке, – резко перебила ее Сидони. – До свидания, мадам Брижит! Вы первая, кто узнал эту хорошую новость, и с вашей стороны будет очень мило, если вы позволите нам самим сообщить ее всем своим знакомым!

– И это ты называешь хорошей новостью? – пробормотала вдова, передергивая плечами. – Слава богу, что у меня нет дочки! А если бы была, мне бы точно не понравилось, если бы она выросла распутницей!

Анатали слушала ее вполуха – благо, сзади раздались знакомые голоса. Это были Пьер с Жасент. Они шли обнявшись, за ними по пятам бежал щенок. Они быстро помирились – хватило нескольких поцелуев и произнесенных шепотом слов. И теперь молодожены направлялись на семейную ферму, решив быть счастливыми несмотря ни на что.

Виктория[7], остров Ванкувер, в тот же день

Лорик Клутье посмотрел на металлический будильник своего соседа по комнате. Одна минута десятого… Молодой человек с ностальгией подумал о том, что в Сен-Приме сейчас полдень и церковный колокол отбивает двенадцать ударов. Знакомый до мелочей пейзаж, все укрыто свежим снегом – маленький холодный мирок на берегу скованного льдами озера… Здесь, на южной оконечности острова Ванкувер, зимы были мягкие и дождливые – уроженцу региона Лак-Сен-Жан было чему удивиться.

«Сегодня можно не спешить! – сказал себе Лорик, радуясь тому, что лежит на кровати в маленькой комнатке, где царит приятное тепло. – А раз так, это удобный случай написать семье!» Он натянул одеяла до подбородка и снова повернулся лицом к прикроватному столику. Там стоял портрет Сидони в дешевой рамке. Все шесть месяцев, которые прошли с тех пор, как он переехал, Лорик говорил всем, что это- фото его невесты. Предоставленный самому себе, он не только не исцелился от запретной любви к сестре-близняшке, но все глубже увязал в пучине несбыточных желаний и даже не пытался с ними справиться. Он без конца лгал – и родным, и товарищам по работе.

В сентябре Лорик нашел работу на крупной стройке на одной из городских окраин. Рабочих, занятых возведением масштабного сооружения, расселили в металлических бараках с более чем скромной меблировкой – по двое и по трое в комнате. Зарплаты хватало и на обильные возлияния по воскресеньям, и на покупку табака и продуктов, чтобы утром было чем позавтракать. Не обошлось и без «амуров»: Лорик завоевал расположение одной яркой девицы – симпатичной, но немного вульгарной. Волосы у Доры были обесцвечены и подстрижены по моде, и она красила губы красной помадой. Поначалу Лорик даже принял ее за проститутку. Узнав об этом, она, конечно же, рассердилась, но таких красивых парней, как Лорик, быстро прощают…

Этой ночью он хорошо выспался, а потому думать о Доре было особенно приятно. Благодаря ей Лорик научился быстро получать удовольствие и постиг тайны женского тела.

«Надо же! Ты до сих пор девственник!» – прыснула Дора со смеху во время их первой близости.

Лорик оказался прилежным учеником и так часто проявлял по отношению к ней собственнические чувства, что Дора не смогла остаться к нему равнодушной и даже стала грезить о любви. Временами, когда пора было одеваться, она затягивала его, полуголого, обратно в постель и гладила по плечам и спине, любуясь рельефными мускулами. Но сближало их не только это. Дора тоже была уроженкой Квебека и не насмехалась над его акцентом, потому что и сама говорила так же, – при том, что в этом регионе Канады население было преимущественно англоязычным.

«Сегодня у нас свидание! Табаруэт! Дора, наверное, в меня втюрилась – сказала, чтобы я приходил, когда захочу…»

И снова взгляд его серо-зеленых глаз остановился на фотографии Сидони.

– В каждом письме ты перечисляешь достоинства этого болвана-полицейского, за которого собираешься выйти замуж – только бы меня позлить!

Лорик крепко выругался и, разжигая тем самым свой гнев, стал вспоминать, что именно написала ему сестра. Мы с Журденом ужинали в «Château Roberval». У нас столько чудесных планов на будущее! Или еще: Надеюсь, ты тоже кого-нибудь встретишь – женщину, о которой мечтаешь, которая сделает тебя счастливым, потому что я наконец по-настоящему счастлива – после всех ужасов, которые нам довелось пережить в прошлом году.

Лорик разозлился еще сильнее, но потом смягчился, вспомнив другое письмо, полученное им 30 декабря. Жасент на трех страницах рассказывала о том, как они с Пьером разыскали Анатали. Приезд девочки в Сен-Прим был описан в самых ярких красках – он даже уронил слезу. «Скоро они пришлют мне фото малышки», – подумал Лорик.

Все, что было в нем хорошего, всколыхнулось в его измученной душе и поднялось на поверхность. Лорик представил, как возвращается в родной дом – веселый и заботливый дядюшка для маленькой племянницы. Как они играют вместе, как весной он показывает ей новорожденных ягнят… Он, как и прежде, не жалея сил помогает по хозяйству отцу, а как только представится случай, – то и матери… Его мысли обратились к Альберте, такой красивой, бесстрашной и нежной.